– Да.

– И что, есть большая разница?

– Если ты говоришь о том, был ли конечный результат тот же…

– Я говорю о том, что… ты хотел, чтобы она умерла. И я этого хотела. Но она не умирала, так что я отняла у нее жизнь. И она совсем ничего не поняла, она стала… свободной. Что бы это ни значило – да, она теперь свободна. Я освободила ее. Она была заперта в жуткой тюрьме, и я выпустила ее. Я вижу это только так.

– Ты не чувствуешь вины? У тебя и тени мысли об этом не мелькало?

– Эта мысль стоит у меня перед глазами в полный рост каждый день. Но вины я не чувствую. Нет, никакой.

– Я бы никогда не смог…

– Я не верю тебе.

– Боже, ты думаешь, что я смог бы совершить убийство?

Убийство. Это слово очень странно прозвучало в этой комнате, как слово на иностранном языке, которое никак не сочеталось с остальными. Оно не напугало ее и не заставило нервничать. Она просто не восприняла его и через некоторое время отвергла как неподходящее.

– Это не убийство… Можешь называть это как хочешь, но это не оно.

– Причинение смерти?

– Да.

– Зачем придираться к словам?

– Потому что они важны.

– Наша дочь была важна.

Он допил свой виски. Она к своему не притронулась. Он долго водил пальцами по пустому стакану. Потом поднялся. Подошел к ней и положил ей руки на плечи.

– Я понимаю. А теперь кто-то из нас должен сказать Саймону.

– Ни в коем случае.

– Потому что это Саймон или потому что Саймон – полицейский?