«Восток состоит из контрастов», — первое, что он подметил, пока добирался до Исфахана. Кишащие жизнью города вырастали прямо посреди пустыни, где, казалось, властвовала лишь смерть. Безобразная бедность колола глаза своей яркостью, с нею соперничала уникальная, чрезмерная роскошь. Подчёркнутое превосходство одних возвышалось над вопиющей слабостью других, богобоязненность уживалась с примитивными обычаями, жестокость противостояла страху. Силу персы понимали лучше любых слов; за сильными шли, сильных слушали и сильных же постоянно проверяли на прочность, будто боясь обмануться. Сен-Жермену подготовили место при дворе Надир-шаха — человека, получившего трон благодаря своим славным победам в войнах и громкому поражению предыдущего правителя. Монархия, определяющая права наследования по крови, осталась пустой формальностью на бумаге, стоило пустить в ход мощную армию. Отыскались и все законные основания для того, чтобы признать лидером государства выскочку из малоизвестного рода, в то время как был ещё жив последний представитель царствующей династии. Надир-шах взошёл на престол как завоеватель, как патриот страны, ради которой сражался. Под его крепкой рукой Персия вспомнила о своей значимости на мировой арене. И, будучи развивающейся державой, нуждалась в научных достижениях. Сен-Жермен ощутил, что его жаждут оставить при себе, когда переступил порог дома в столице: обширное пространство здания заключалось меж красивых арок и расписных стен, сад освежали фонтаны, у входа его встретили евнухи, а внутри располагалась обустроенная лаборатория. Персы предоставили учёному все удобства и готовы были хорошо платить, лишь бы работал в их интересах. Но не прошло и недели, как он понял, что стал обыкновенным заложником. Слуги пристально следили за каждым его шагом и старались запомнить брошенные по вольнодумию слова, будто бы их можно было отнести к доказательствам какого-то преступления. Сен-Жермену приходилось себя одёргивать, и, если раньше на светских раутах он стремился привлечь внимание, заведомо провоцируя на скандал, теперь же казался тихим и незаметным. Исследования делали жизнь более-менее стабильной, к тому же от их успеха зависело его положение. Большую часть дня граф проводил в лаборатории, выполняя правительственные заказы, а по вечерам выбирался в Исфахан, который после захода солнца превращался в колоритный огненный налив. Однажды он столкнулся с удивительной картиной: улицу надвое разделила конная процессия, и в центре на молодом арабском скакуне ехала женщина, с ног до головы укрытая чадрой. Её сопроводители, весьма грозного вида и вооружённые до зубов, дерзко расчищали дорогу от посторонних, заставляя людей уворачиваться от копыт. Женщина держалась в седле уверенно и невозмутимо. Сен-Жермена посетила только одна мысль: «красивая ли?» Персиянок он практически не видел — те старательно прятали лица, повинуясь закону — а владеть гаремом неверному не дозволялось. «Скорее всего, кто-то из знатных особ», — подумал он, не решившись расспросить евнухов. — «Дочь бея, наверное». То, что женщина ехала верхом, а не в повозке, указывало на высокий статус. Хотя и это понятие на Востоке имело двойственную подоплёку.