— Хорошо, — сказал Мем. — А что случилось с лошадью? Ее тоже нет у коновязи.
— Мы ее выгодно продали, — весело сверкнул глазами из-за глиняной плошки Аранзар.
— Слушай, — снова вступил в разговор Намур. — Ты нас отправил сюда без цели. Мы приехали, зачем, не знаем, где тут кабак, неизвестно. Остановились у колодца — на нас все смотрят, половина поселка собралась. Ну, мы и продали лошадь. Купили на эти деньги вино, и всем на нас стало наплевать. А осел сам решил свою судьбу.
— Это у вас-то не было цели? — возмутился Мем. — Вы должны были прикрывать мне спину!
— Хорошо, что спину, — кивнул Намур. — Я не был уверен, не пониже ли спины…
— Это не осел сбежал из цирка. Сбежали из цирка следователь и секретарь! — с досадой заявил Мем. — Попали в волшебный арденнский фонарь, устроили деревне событие… Вас тут запомнили, и не хватало еще, чтобы запомнили вместе со мной. Я еду в префектуру, а вы делайте, что хотите, только чтоб к вечеру на положенном месте были и казенная лошадь, и казенный мул. Можно молодые и резвые.
Мем развернулся и пошел прочь. Но чувствовал, что в спину ему смотрят несерьезно. Ну, да, положился на столичных один такой. Поставили бы уже эти грабли в сарай, господин префект, — полагаться на кого-то, кроме себя самого.
В префектуру Мем приехал злой. В служебные помещения направился со стороны пожарной части, через свою усадьбу. На кирэс Иовис, караулившую его с внутренней балюстрады второго этажа, даже не оглянулся. Снял перчатки для верховой езды, бросил их, где придется, махнул рукавом, крикнул в кухню: "Дверь за мной заприте!" — и вышел в сад. Работу по установке ограды, заново отделившей бы территорию усадьбы от двора префектуры, закончить обещали после переделки второго этажа. То есть, когда солнце на западе взойдет. А пока ограду и не начинали. Несколько солдат из казармы стирали в ведрах исподнее и развешивали его сушиться не на половине префектуры, а в садовых кустах, чуть ли не под верхней террасой усадьбы. Здесь Мем, наконец, застал врасплох тех, на кого можно было простыми и частично запрещенными словами вылить все, что думает об Ардане, Арденне и местном заразном обычае не применять в жизни голову вообще.
Но ощущение собственной силы, несмотря на удачно подвернувшихся виноватых, сотрудничество с Адаром и согласие с пустынным старостой, ему вернуть с прошедшей ночи так и не удалось. Вести дела с Римеридом все равно было страшно. Страшно было и отвечать перед киром Хагиннором. Кто-нибудь стукнет что-то не то, подсмотрят, подслушают, доложат, вывернут наизнанку, и не объяснишь потом, что на самом деле хотел, чего пытался добиться. Как там кир Хагиннор обещал — зашить в мешок и утопить? Сделает. А если сразу поехать и попытаться рассказать свои планы и расчеты, подсекут на взлете. Не дадут в этом участвовать. Не поверят, не доверят, просто запретят. Или, того хуже, отберут инициативу, попробуют провернуть план сами. Переврут, сделают неверно и обвинят в неудаче того, кто все это придумал. В одном Мем был уверен: у него получится, если ему не помешают. Но в том, что не помешают, уверен не был. Какая необходимость тогда всем этим заниматься? Нужно оно ему, как собаке карманы, лошади деньги и рыбе зонтик…