Раду шагнула вперед, и Ницэ невольно подался назад, хотя и был куда крупнее. Его люди всполошились, но Ницэ отмахнулся.
– А ты? – спросила Раду. – Ты осознаешь, что сам нарушил закон? Военное время или нет, но ты использовал силы кукушечьих стражей, чтобы решать личные вопросы. Ты участвовал в убийстве двух благонравных граждан. Ты превысил полномочия. И это я еще не обо всех твоих делишках знаю.
Хриплый каркающий голос Раду звучал необыкновенно четко, но Ницэ только насмешливо кривился, слушая.
– Какие громкие слова, – сказал он. – Но что с того? Кто будет слушать преступника… преступницу? Лгунью, которая пользуется чужим именем?
Раду приподняла одну бровь и зло оскалилась. Тию переглянулась с Ионом-младшим, мельком посмотрев на пораженного Лучана. Тот пока что пытался осознать свалившуюся на него истину.
Раду же покопалась за пазухой и вынула сложенный лист бумаги.
– Мне, может, и не поверят, – согласилась она. – А вот официальной бумаге веры больше. Здесь все, что я знаю и могу подтвердить. Уж надо подумать, кому из нас хуже придется.
Ницэ почти вырвал лист из ее рук. Презрительная усмешка все еще держалась на его лице, криво застывая.
– Донесение? – воскликнул он. – Аж даже на монаршее имя? Смело, нечего сказать. Да только грош цена этому.
И он порвал бумагу. Тию ахнула, сжав кулаки.
Но Раду только улыбнулась краешком губ, будто ожидая этого.
– Если бы ты был внимательнее, Ницэ, – негромко сказала она, потому что уже устала говорить, и горло от перенапряжения начало болеть, – то понял бы, что это копия. А настоящая бумага, заверенная досточтимым капитаном Бассу, который является
Ницэ на самом деле начал краснеть от гнева, но Ион-младший, заметив, что тот положил руку на изящно изукрашенный позолоченный эфес шпаги, твердо сказал:
– Смею напомнить, уважаемый господин Ницэ, в моем присутствии я не потерплю никаких посягательств на жизнь и честь своих гостей. Отправляйтесь-ка туда, куда ехали, да разбирайтесь со своими делами. А за… прошу прощения, запамятовал, как бишь его, за господином Матеем пусть пришлют других кукушечьих стражей, более компетентных в своем деле.
Ницэ, вздрогнув, дико взглянул на него, будто забыв, что они с Раду здесь не одни. Длинные худые пальцы сжались на эфесе так, что костяшки побелели.
– Капитан Ницэ, если будет угодно, – процедил он. – Я при исполнении…
Легкий ветер взъерошил их волосы и поднял обрывки бумаги, которые понесло по пожелтелой степи до ближайшего леса. Несколько мгновений Ницэ стоял, задумавшись, и все молчали, ожидая.