И смертельно боялась этого. Ни ловкость, ни удача, ни скорость не помогут ему сейчас. Врагов слишком много. Тию видела несколько знакомых лиц – тех разбойников, что больше года назад напали на них, а потом держали ее взаперти. Она только слабо удивлялась, что земля по-прежнему их носит. Что это они сейчас, ряженые в шапочки с двумя перьями, хотят схватить Раду, будто справедливость на их стороне.

Но справедливость – это тоже то, что сгорело и разрушилось вместе с их домом. Поэтому кто сильнее, тот и определяет, кто виноват. Получается, это Тию и Раду, которые все это время избегали смерти и жили кое-как, виноваты в чем-то. И ведь придумали же – «идолопоклонничество», «колдовство»… Да если Раду умел колдовать, разве жили бы они так, как сейчас? Он бы всех врагов раскидывал щелчком пальцев, не беспокоясь ни о чем…

Ницэ порой заглядывал в окошко кареты и справлялся об их благополучии. Тию с неизменной вежливой улыбкой желала ему скорейшей смерти. Летуца сначала дергалась и просила Тию не злить «господина капитана», и Тию сама понимала, что дразнит медведя, но иначе не могла.

Они уже стояли на краю, и камешки из-под их ног сыпались в пропасть. Быть обходительной к тому, кто вот-вот столкнет их вниз? Нет уж, увольте.

Ах, а ведь еще утром она считала, что все так прекрасно устраивается. Несмотря на то что Корнелий возвращается, дом принадлежал им, и у них с Раду была возможность жить как обычные люди, без страха и выматывающей тревоги за будущее. Всего пару часов ею владело блаженное чувство удовлетворения, когда она сидела за завтраком в собственном доме и размышляла о том, как и что нужно будет устраивать и менять в обстановке.

Затем, ломая вдребезги тишину и радость, в дом вошел Ницэ, словно подслушивал, словно знал, что она поверила в то, что у них что-то получится, и явился разрушить еще и это.

Тию жалела, что она посчитала, будто поездка в Тичаны к капитану Бассу поможет разрешить их недомолвки и странное обвинение в адрес Раду. Знай она, что все так обернется, то сумела бы взять из дома что-то кроме тупого столового ножа. Или оставить записку для Раду с предупреждением.

Но что уж теперь сожалеть, ничего не воротишь…

Еще в Тичанах, когда они ожидали подачи кареты, Ницэ, сбросив всякое благодушие, напомнил ей, что у ее семьи должок перед ним. И он все сделает, чтобы они уплатили сполна.

– А вы можете облегчить судьбу… себе и Раду, – шепнул он. – Не артачьтесь. Не спорьте со мной. Делайте, что я велю. Отец грезил, что мой наследник будет нести в себе кровь древнего рода, и все, что мне от вас нужно – дать мне ребенка. Уж далее я устрою вашу судьбу. Будете ласковы ко мне, найду для вас хороший монастырь… вы же понимаете, что это все, что я могу вам предложить? Будете дерзить, и тогда… я уж расстараюсь и найду вам богадельню мерзее некуда. И Раду сдохнет куда мучительнее.