Она прошла по кухне, достала из кухонного шкафа кастрюлю и открыла банку горохового супа.

– Давай начнем с того, что поедим. Ты наверняка проголодалась.

Мама улыбнулась мне и погладила меня по щеке. От ее прикосновения по спине у меня пробежал холодок.

– Ты больна, – сказала я. – Ты сумасшедшая.

Она засмеялась – громко, заливисто, словно я только что сказала ужасную глупость. Я тоже выдавила из себя смешок, чтобы показать, что не боюсь ее.

– Я предлагаю вернуться домой, – произнесла я затем спокойным тоном. – Мы можем начать все сначала дома. Все будет, как раньше. И даже еще лучше. Теперь мы все это прошли вместе. Мы стали сильнее. Сильнее, чем когда бы то ни было.

Я готова говорить все что угодно, лишь бы обмануть ее. Может быть, у меня получится, если я буду говорить то, что она хочет услышать. Если притвориться, что все, что она сделала, не имеет значения. Если я сделаю вид, что все хорошо.

– И мне очень нужно позвонить Юханне, – продолжала я. – Я пропустила несколько обязательных семинаров. Она наверняка недоумевает, что со мной.

Мама вздохнула.

– Она на тебя плохо влияла, Изабелла.

– Если хочешь, я снова вернусь домой. Мы с тобой все время будем вместе.

Она задумчиво посмотрела в окно, медленно помешивая ложкой в кастрюле. Отражение ее лица в оконном стекле исказилось. Она вообще слушает меня?

Мама вынула ложку из кастрюли.

– Не так давно ты собиралась бросить меня, – произнесла она с упреком. – Ты собиралась встречаться с ней.

Последнее слово она буквально выплюнула с нескрываемым отвращением.

– Я перестала ходить на терапию. Я никогда больше не увижу ее.

– Из-за тебя ее мальчишка попал под машину. Мне пришлось это сделать. Меня ввел в заблуждение этот ее ужасный зонтик. Я подумала, что это она. Сейчас она должна быть занята им, а не разыскивать тебя. Не убеждать тебя копаться в прошлом. Но ей и на своего второго ребенка наплевать. Вот такая она. Думает только о себе.

На меня накатила тошнота. Что она наделала? Сколько еще людей лишила жизни?

– О чем ты? – прошептала я.