Я подсунул Майку под нос еще немного сырой говядины, посмотрел, как он схватил ее и вгрызся в кусок, а потом тихо сказал:
– У нее есть его фотография…
Доктор обернулся ко мне:
– Правда, Стиви?
Я посмотрел на него и кивнул:
– В секретере. Маленький белобрысый мальчик. Светлые глаза. Фото смотрятся как совсем недавние. В смысле, по сравнению с…
Я осекся, внезапно осознав, что называется, выводы из того, что чуть было не сказал.
– Да, Стиви? – тихо переспросил Доктор.
– По сравнению с остальными, – ответил я, глядя в окно на темный церковный погост внизу и чувствуя внезапный озноб. – У нее есть и другие. Пара снимков детишек отдельно – малышей, как девочка Линаресов и этот мальчик. А еще снимок трех других детей, вместе. Они постарше.
Вновь на секунду воцарилась тишина; потом мистер Мур пробормотал:
– Но вы же не думаете, что… ну не
– Я
– Но ведь… – Мистер Мур отошел налить себе еще. – Я имею в виду, вся эта идея, это…
– Неестественно, – констатировал Маркус, и я обернулся и обнаружил, что смотрит он прямо на меня. Он, не сомневаюсь, вспоминал момент, когда мы впервые оказались на мертвом, мрачном дворе дома № 39 по Бетьюн-стрит.
– Я настоятельно рекомендую вам оставить это слово, – быстро перебил доктор. – Вам всем. Оно не стоит и вдоха, необходимого, чтобы его произнести, и отвлекает нас от более важного результата. Мы открыли дверь лишь для того, чтобы столкнуться за ней со множеством новых. – Взяв кусочек мела, доктор приступил к работе у доски. – У нас для рассмотрения масса новых ключей – и, вполне вероятно, новых преступлений. Боюсь, худшее в этом деле ждет нас впереди.
Похоже, аппетит у всех несколько ослаб от понимания сказанного доктором – у всех, кроме Майка. Медленно осознавая его шумное чавканье, я взглянул вниз и увидел, что он сидит у меня на колене и гложет мясо, счастливый, как, вероятно, никогда в жизни. Я положил палец ему между ушей и почесал мягкую шерстку.
– Вот когда в следующий раз начнешь жалеть, что ты хорек, а не человек, Майк, – пробормотал я, – попомни все это…