– Я нашла ее! – провозгласила она, подходя к нам и широко улыбаясь. – Миссис Луиза Райт, с Бич-стрит – живет в доме за доходными теплицами Шафера. Работала на Хатчей семь лет – и, похоже, нет ничего, о чем ей не хотелось бы поговорить! – Она указала на подножие холма. – Как с револьвером? Вышло что-нибудь?

– По счастью, да, – ответил Люциус, выставляя напоказ заплесневелый сверток.

– Точно, – заметила при виде его мисс Говард. – Миссис Райт сказала мне, что, прежде чем выкинуть, завернула его в пакет из оберточной бумаги. Что ж, тогда стоит возвращаться, дел у нас хватает!

Мы принялись грузить кучу досок от повозки Хатчей в нашу бричку, и Маркус спросил, что еще мисс Говард удалось выяснить за время визита к бывшей домоправительнице Дэниэла Хатча.

– Расскажу по дороге, – бросила мисс Говард, карабкаясь обратно на кучерское место. – Она, как я уже сказала, была весьма разговорчива. Но одна вещь все же выделяется особо: она считает, что в ту ночь был застрелен только один ребенок Дэниэла.

– Что ты хочешь этим сказать, Сара? – осведомился мистер Мур, пока мы забирались в экипаж.

Но мисс Говард посмотрела на меня.

– Ты же видел Клару, Стиви? – Я кивнул. – Густые светло-каштановые волосы, глаза того же оттенка? Бледная кожа? – Я кивнул снова. – А мальчики, очевидно, выглядели иначе.

Я тут же вспомнил, как мистер Пиктон по приближении к ферме Вестонов попросил доктора Крайцлера обратить внимание на «цвет» Клары Хатч.

– Так вот что он имел в виду, – пробормотал я.

– Кто и что имел в виду? – осведомился мистер Мур.

Но прежде чем я успел ответить, мисс Говард хлестнула вожжами по крупу моргана, и мы тронулись.

Я ничуть не жалел, что распрощался со старым домом Хатча, и был весьма рад видеть, как мисс Говард от души пользуется вожжами, чтобы увезти нас побыстрей. Мы с мистером Муром сидели рядом с ней, а детектив-сержанты ехали в коляске вместе с трухлявой доской, скамьей и револьвером, причем последний они не собирались разворачивать до возвращения в дом мистера Пиктона. На тот момент их переполняли вопросы о Луизе Райт – вопросы, на кои мисс Говард старалась отвечать так быстро и обстоятельно, как только могла, – и из каждой крупицы открываемых ею сведений явственно следовало: старая домоправительница станет чрезвычайно важным игроком в нашем деле против Либби Хатч.

За все годы, проведенные с Либби, миссис Райт не питала к ней уважения, ничего подобного – но, по счастью, точно так же она относилась и к Дэниэлу Хатчу, так что наблюдения ее насчет происходившего в доме не станут выглядеть для присяжных так, будто Луиза вынашивала неприязнь к ставшей ее хозяйкой симпатичной женщине моложе возрастом. Маркус спросил, почему же миссис Райт, раз уж она так недолюбливала Хатчей, оставалась у них столь долго, и мисс Говард объяснила: эта суровая, серьезная вдова была единственной женщиной в городе, кто оказался готов служить той парочке; поэтому с годами семья зависела от нее все больше и больше. В итоге же миссис Райт достигла того положения, когда могла смело называть свою плату старику Дэниэлу: со временем она выжала из скаредного хозяина столько денег, что их хватило на покупку неплохого дома в городе – чего не позволила бы ей ни одна работа в Боллстон-Спа, доступная женщине. Когда Хатч умер, миссис Райт слез особо и не лила, поскольку по завещанию ей ничего не причиталось – когда же Либби попросила ее остаться в доме, домоправительница настояла на привычном жалованье, и Либби предпочла платить ей, лишь бы избежать забот с поиском и укрощением кого-то нового. Иными словами, эмоциональные соображения никоим образом не искажали суждений миссис Райт – и потому на виденное ею (и сообщаемое теперь нам) вполне можно было положиться.