– Ну, – сообщил я охраннику, – мистер Пиктон хочет, чтобы он привел заключенную к нему в кабинет.

– Что, сейчас? – удивился охранник.

– Вряд ли он имел в виду следующий четверг, – буркнул я, развернулся и направился обратно к лестнице. – А на вашем месте я бы пошевеливался – они там все наготове и ждут.

– Эй! – крикнул охранник, когда я уже взбирался по ступеням. – Запомни-ка вот что: я свои деньги получаю не за выполнение приказов всяких малолеток!

Потом он развернулся и вошел в дверь у себя за спиной.

– Да ты только что выполнил один такой приказ, дубина, – пробормотал я с улыбкой, добравшись до второго этажа. – Так что снял бы штаны до побегал.

В секретарской мистера Пиктона я обнаружил Сайруса, детектив-сержантов, мистера Мура, мисс Говард и Эль Ниньо, столпившихся у закрытой дубовой двери во внутренний кабинет. Абориген сидел у Сайруса на плечах и оттуда заглядывал в приоткрытую фрамугу – шпионил за тем, что творилось у трех юристов и доктора, и пытался нашептывать сведения остальным; вот только английский его был не вполне хорош, и разобрать получалось не больше половины того, что говорилось внутри.

– Они сейчас говорят про девочку, про Клару, – шептал Эль Ниньо, когда я вошел.

– Что там о ней? – спросила мисс Говард.

– Что-то… что-то… – Эль Ниньо расстроенно покачал головой. – Сеньор доктор говорит такие вещи, что я не понимаю, – что-то про болезнь и про мать – ту, которая убийца…

– Ох, это без толку, – разочарованно проговорил мистер Мур, потом махнул мне. – Стиви, поменяйся-ка со своим другом. Я хочу знать, что там, черт побери, происходит.

Я было собрался сделать, как он велел, но тут во внешнюю дверь постучали. Пока Эль Ниньо спускался с плеч Сайруса, я открыл – и оказался лицом к лицу с охранником Генри и Либби Хатч. Неделя с хвостиком в заключении нисколько не сказалась на манере этой женщины держаться – ее черное платье казалось таким же свежим, как в ту ночь, когда она сошла с поезда, – и не затуманила дьявольского блеска ее золотых глаз. Прежде я ни разу не оказывался так близко к этим глазам, никогда еще не смотрели они прямо на меня; и впечатление от них заставило меня отступать, медленно и тихо, пока я чуть было не рухнул на пустой секретарский стол. Либби при виде такой реакции улыбнулась мне – да так, что, надеюсь, никогда не увижу больше ни у кого подобной улыбки, так, что я припомнил слова мистера Мура в кафе «Лафайетт»: глянув на ее лицо, никогда не угадаешь, что приберегла для тебя эта женщина. Любовь, ненависть, жизнь, смерть – все это было вполне возможно, если благоприятствовало ее целям.