Мы подъехали ближе, и кучер придержал лошадей.

Армилов бегал среди толпы, потрясая револьвером, и орал, ругался на чем свет стоит. Люди отвечали ему тем же, и он злился еще больше. Напряжение росло. Я чувствовал, что люди ждут только повода, чтобы дать волю самым низменным инстинктам. Квартальные, приехавшие со мной, присоединились к оцеплению.

Я протиснулся к Армилову, наклонился к самому его уху, чтобы перекричать гул толпы, и сказал:

– Арестуйте самых буйных!

– Что?! – спросил тот, не разобрав мои слова.

– Арестуйте самых крикливых, посадите в повозку и увезите!

– Куда?!

– В тюрьму!

– Вы это серьезно? – Полицмейстер удивленно взглянул на меня.

– Абсолютно.

– Я всех их знаю лично!

– Они скажут вам потом спасибо.

– Неужели?

– Именно. Лучше в вашей кутузке посидеть, чем на каторгу пойти.

На лице Армилова читалось сомнение.

Он колебался, затем наконец просветлел лицом, словно нашел выход, и осведомился:

– Это приказ?

Этот господин решил переложить ответственность на меня. Что ж, ради бога. Мне с этими людьми не жить, детей не крестить. Найду убийцу и вернусь в Петербург.

– Считайте, что да, – сказал я. – Выполняйте.

Армилов кивнул, подозвал нескольких полицейских, указал им на людей, буйствовавших особенно отчаянно. Приставы кивнули, подозвали квартальных, без пользы надрывавшихся вокруг разбушевавшейся толпы, и начали протискиваться к мужчинам, выбранным Армиловым в зачинщики беспорядков.