Саша посветила и пригляделась к земле. Она была черная, без травы. Одно молодое деревце было выкорчевано и лежало рядом, словно выдернутый из грядки сорняк.

— Похожа на вскопанную. — Она вопросительно подняла голову. — Кто-то рылся здесь.

— Я лично перекопал эту яму около двух месяцев назад. Добыл одну голову и передал полиции, — пояснил Бондарук. — Потому я уверен, что останки все еще находятся в этом месте и никаком другом.

Саша скривилась, почувствовав отвращение к старикану, а следом страх от того, что она находится один на один с жестоким убийцей среди лесной глуши. Никакой уверенности в том, что он говорит ей правду, нет. Напади он на нее сейчас — шансов выжить ноль. Бондарук далеко не дряхлый старичок. Все еще жилистый, гибкий. Может без труда ее вырубить и закопать под этим вот крестом. Кому придет в голову искать ее в старой послевоенной могиле, которой все считают это место? Загипсованная рука тоже не принесет ей пользу.

— Не бойтесь, — засмеялся он, словно читая ее мысли. — Там только кости. Только они останутся от нас после смерти. Если честно, то я не верю в духов. Но иногда, когда прихожу сюда, эти образы возвращаются.

Он приложил руки к носу, вдохнул и вздрогнул.

— Я опять чувствую его, — сказал он. — Подробностей не помню, не могу воспроизвести, как именно все происходило. Понимаете: что, после чего и как.

— Физиологический аффект, — сказала Саша и диагностировала: — Временная потеря сознания и отключка во время самообороны. Единственная цель — выжить. Достаточно частая реакция.

Петр кивнул.

— Мне это даже не снится. Но я никогда не забуду металлический запах крови. И ее соленый вкус во рту. А потом запах больницы и этот катетер.

— Зачем вы откопали череп? — Саша тут же сменила тему.

Петр задумался, не ответил сразу.

— Я хочу, чтобы вы сообщили про это место. Можете сказать, что вычислили его каким-нибудь из своих методов. Географический профайлинг? Ясновидение? Утечка данных? Все, что угодно. Только не трогайте Дуню. И меня.

— Как это? — взбесилась Саша.

— Думаете, я один выкопал им могилу? В семидесятых?

Саша смотрела на него в ожидании.

— Вы говорили, что кто-то помог замести следы. Не прошло и получаса, как вы меняете показания.

Он зажмурил глаза, разнервничался, но успокоил ее жестом.

— В хате все вымыли, а трупы на семь лет замуровали в одном из гаражей старой инфекционной больницы. Там тогда работала Дуня и моя мать тоже. Когда построили новую больницу, а этот участок со зданием продали, мне пришлось перенести тела, чтобы их не нашли работники. Шестиметровую яму мне помогли выкопать жители близлежащей деревни. Члены профсоюза пилорамы, которым я в свое время помог. Большинство из них умерли, но их дети живы. Я был для них, как отец. Даже лучше. Они разбогатели. Может, отцы и не рассказали им, откуда во мне столько доброты. Кто все убрал на месте убийства — не знаю. Может, прислали каких-нибудь прислужничков из гэбэ или милиции. Но новую могилу я копал вот этими руками. Все, кто мне помогал, знают, кто здесь лежит и кто лишил их жизни. Они считали меня героем, победившим чудовище. Именно так бывает с тайнами в провинциальных городках. Все знают, но никто не скажет.