Внутри вскипели все старые ненависть и гнев. Унижение и боль. Я вспомнил зубоскальство и издевательский смех Цифера и стиснул кулаки, чтобы руки не дрожали. Лицо лихорадочно горело. Если бы в этот самый момент я вошел на светский прием, то в слепой ярости пристрелил бы Цифера в ту же секунду, как увидел, и на хрен последствия. Нужно было взять себя в руки.

Какой толк от мести, если она принесет только проблемы? Убийство Эль Сифра на глазах у всех свидетелей – это билет в один конец на гильотину. Смертный приговор – как раз то, что и планировал для меня доктор Цифер изначально. Зачем позволять ему умирать с удовлетворением от мысли, что он победил? Намного лучше кончить его в каком-нибудь темном тихом уголке и уйти с чистыми руками. Момент смерти Цифера навсегда останется в моей памяти. Может ли быть месть идеальнее?

Таксист прервал мои размышления. «Nous sommes arrivés, monsieur»[284]. Я расплатился и встал на тротуаре, а машина уехала. Погода была свежая и ясная, с перистыми облаками, полосующими бледно-синее небо. Сен-Клу оказался зажиточным пригородом – никаких тебе алжирских трущоб в округе. Здание № 40 было приятным двухэтажным домиком за большими тенистыми деревьями, отстоящим от дороги. Я прошел по тропинке, вымощенной плитами, через ухоженный цветочный сад и позвонил во входную дверь.

Спустя миг мне открыла хорошенькая молодая горничная в черном платье и белом фартуке. Она выглядела как стандартный персонаж из постельного фарса. Узнав мое имя, она вежливо попросила подождать внутри. Имя Джонни Фаворита явно ей ничего не сказало. Я огляделся в комфортной передней, обставленной старинной мебелью в стиле ар-нуво, и прислушался к прибойному шороху отдаленной беседы. Вскоре горничная вернулась и сказала: «Par ici, s’il-vous-plait»[285].

Я последовал за сладким покачиванием идеальной попки через пафосные залы к шуму вечеринки. Горничная привела меня в столовую, обставленную декоратором в стиле Директории. В углу находился временный бар под управлением официанта в белой форме. Длинный неоклассический стол по центру ломился от разнообразных сыров, паштетов и закусок. Вокруг него сновали несколько едоков, набивающих животы. За происходящим, словно полевой командир, надзирала высокая женщина пятидесяти лет. На ней были твидовая юбка и коричневый кашемировый свитер с мальвовым шелковым шарфом, небрежно повязанным на элегантной шейке и сочетавшимся с серебряными волосами.

– Monsieur Favorite, – объявила горничная, подводя меня к ней.

– Enchanté, Madame de Lucenay, – сказал я, принимая ее руку.