– Разумеется, нет!

– Разумеется, нет, – медленно повторяю я. – Ага, сначала мать Наоми определила ее в Фэйрфакс, поручив нам заботиться о ее дочери! А потом она же волшебным образом появляется и выписывает дочь, потому что ей так хочется!

– Только не говорите мне, как устроено это место, – резко говорит он. – Я проработал здесь намного дольше вас.

Упершись ладонями в стол, я наклоняюсь ближе и медленно говорю:

– Тогда и ведите себя соответствующим образом.

Его глаза сужаются, превращаются в узенькие щелочки.

Я хватаю со спинки стула свой халат и сумочку с пола. От злости во мне закипает кровь, и, если быть до конца честной, мне немного страшно. Я иду к двери.

Тим ерзает на стуле.

– Куда вы собрались?

Я ногой придерживаю дверь.

– Поговорить с директором учреждения, чтобы положить этому конец.

Тим снимает очки, осматривает линзы и вытирает их о свой белый халат.

– Наоми уехала вместе с матерью час назад.

Я, разинув рот, смотрю на него. Его безразличие ко всей этой ситуации говорит о многом. Лично я предпочитаю испытывать привязанность к моим пациентам, чем не чувствовать вообще ничего. Я не хочу превращаться в Тима Вудса.

Я смотрю на него с отвращением.

– Она не готова вернуться в мир. Будь вы настоящим врачом, вы бы, невзирая на свои отношения с ее родителями, сделали бы то, что ей на пользу.

Не заботясь о том, что он скажет, я выхожу из кабинета.

– Она всего лишь пациентка, Женевьева! И все! – кричит мне спину Тим. – Перестаньте относиться к ней как к родственнице!

Медсестра и два пациента останавливаются в коридоре и ошарашенно смотрят на Тима. Я игнорирую их всех. Я тороплюсь к выходу и по дороге ищу в сумочке ключи.

– Я просто хочу увидеть Наоми, – раздается низкий мужской голос.