– Что такое вы знаете, чего не знаю я? – тихо спрашиваю я.

– Ничего, – говорит он. Его голос звучит сухо и холодно.

Лжешь, думаю я про себя.

– Полноте, – говорю я. – Скажите мне правду. Скажите, почему вы обвиняете меня в том, что я слишком близка к моей пациентке, но при этом берете на себя обязанность звонить ее родителям и сообщать им обо всем, что я делаю. Опять же, когда речь идет о моей пациентке.

– Вы забываете, что до вас она была моей пациенткой.

Я вновь пристально смотрю на него.

– Вне стен Фэйрфакса вы знакомы с ее семьей?

– Нет! – моментально выпаливает он.

– Лжец. – На сей раз я озвучиваю свои мысли.

Мы пару секунд смотрим друг на друга. Я не собираюсь отступать. Он пришел в мой кабинет. Он сказал мне, что Наоми забирают домой. И должен объяснить мне все это.

Тим шумно выдыхает и трет переносицу.

– Родители Наоми… мои близкие друзья. Ее отец выразил обеспокоенность по поводу поведения Наоми. Я посоветовал ему поместить ее к нам в клинику, чтобы она прошла курс лечения. Предполагалось, что она пробудет здесь всего несколько месяцев и за это время поправится.

Я тяжело откидываюсь на спинку стула. Ощущение такое, будто меня пнули в живот.

– Итак, вы, – я изображаю пальцами кавычки, – оказали им услугу.

– Можно сказать и так, – осторожно говорит он.

– А ее родители просто купили время, чтобы решить, что с ней делать. Я права?

– Я этого не говорил.

– Вам этого и не нужно было делать. Я не идиотка, Тим. Ее родители ни разу не навестили ее. Ни разу. Более того, я не припомню, чтобы я когда-либо говорила с ними.

– Это ваше личное мнение, – резко бросает Тим. – Оставьте его при себе.

– Вы можете поставить его мне в упрек? Это их дочь. – Я бессильна скрыть презрение в своем голосе. – Значит, вы потянули за ниточки, чтобы определить ее сюда. И сделали то же самое, чтобы ее отсюда выпустить?