– Тебе кажется, что ты ничуть не продвинулась к выздоровлению?

Я киваю и смотрю на нее, смаргивая слезы боли и разочарования.

– Я просто хочу получить ответы, – говорю я убитым голосом.

– Как бы нам ни хотелось, чтобы это произошло в мгновение ока, так не бывает.

Я закрываю глаза и слушаю ее. Я чувствую себя отвергнутой.

– Завтра будет новый день.

Я устала от новых дней и нового оптимизма, который приходит с ними, потому что спустя несколько часов солнце садится и отнимает мой оптимизм, и я вновь ощущаю свое одиночество.

Открывается дверь. В дверном проеме стоит Мэри. Сеанс окончен. Доктор Ратледж говорит, что увидит меня завтра. Она улыбается мне своей характерной ободряющей улыбкой.

Я не говорю ей о том, что чувствую или думаю. Я просто встаю и выхожу за дверь вместе с Мэри.

39. Женевьева

39. Женевьева

– Доктор Ратледж, можно вас на пару слов?

Я поднимаю голову. В дверях стоит доктор Вудс, предыдущий психиатр Наоми.

Тиму Вудсу пятьдесят восемь лет, у него черные волосы с проседью. Вокруг глаз и, что неудивительно, вокруг губ уже заметны морщины. Он никогда не улыбается. Он всегда серьезен. Для него существуют только факты. Его карьера близится к завершению, он просто пережидает время до пенсии. Возможно, когда-то ему было не все равно, но сейчас – уже нет. Это мимолетная мысль, но мне интересно, сможет ли работа выдавить из меня решимость, как из Тима Вудса. Неужели мне тоже станет все равно?

Я закрываю учебник и жестом приглашаю войти.

– Конечно.

Он смотрит на мой учебник.

– Я вас прервал?

– Вовсе нет.

Тим садится. Я почти не разговариваю с доктором Вудсом, так что видеть его в моем кабинете, по меньшей мере, удивительно.