Когда на третьи сутки я проснулся, первое, что я услышал, был негромкий ритмичный звук, который издает кресло-качалка, а там увлеченно раскачивался кто-то большой и тяжелый. Приоткрыв глаза, я увидел в качалке Клея. Над его головой, подвешенная к блестящему стальному штативу на колесиках, висела пластиковая капельница. Сам я лежал в натянутом между столбами веранды гамаке, и прохладный бриз овевал мое тело, высушивая проступавший на коже пот. Где-то поблизости шипели, накатываясь на песчаный берег, ленивые волны и звучал женский смех.
Клей выглядел довольно неплохо. Содержимое капельницы, что бы это ни было, явно шло ему на пользу. Потянувшись, я сел в гамаке и попробовал встать, но все еще чувствовал себя слишком усталым и слабым. Пытаясь собраться с силами, я на мгновение закрыл глаза, а когда снова их открыл, была уже глубокая ночь, воздух пах костром, а из темноты доносились приглушенные голоса. Приподняв голову, я увидел кусок берега, где Элли и Энжел жарили над костром надетые на палочки кусочки маршмэллоу[45]. Я так засмотрелся на огонь, что пришел в себя, только когда почувствовал на плече прохладную ладонь Летты. Она поцеловала меня в лоб, и я снова провалился в сон.
Когда я проснулся в очередной раз, было еще темно, но костер давно прогорел, на берегу было тихо и пусто, и только повисшие над водой звезды о чем-то шептались с луной. Бросив взгляд на качалку, я увидел, что вместо Клея там сидит Летта. Она крепко спала, и я, выпутавшись из гамака, укрыл ее плечи одеялом, а сам вышел на залитый лунным светом пляж.
Что-то теплое и мохнатое коснулось моей босой ноги. Опустив взгляд, я увидел Солдата, который, прихрамывая, ковылял рядом со мной. Увидев, что я остановился, он облизал мою ногу и сел на песок, глядя на меня снизу вверх. Я потрепал его между ушами, но наклоняться все еще было больно, поэтому я выпрямился и зашагал к воде. Некоторое время я шел вдоль линии прибоя, где пенистые волны омывали мои ступни, потом зашел глубже. Когда вода достигла моих бедер, я опустился на корточки, а потом сел или, точнее, упал на дно, погрузившись в океан, точно в огромную ванну. Когда час спустя небо просветлело и взошло солнце, я все еще сидел по шею в воде, которая баюкала меня, унося прочь печали и боль.
Прошла неделя. Мы сами готовили себе еду, гуляли по берегу, качались в гамаках и купались. Несмотря на свои раны, Солдат принимал в наших забавах самое активное участие. Он, разумеется, не готовил, но каждый раз являлся на кухню в надежде, что ему что-нибудь перепадет. По вечерам, когда я ложился спать, я слышал поблизости его дыхание или негромкий мягкий стук, который он производил, колотя хвостом по полу веранды. Когда утром я вставал, Солдат пристально следил за каждым моим шагом, за каждым движением, словно роль моего защитника пришлась ему по душе.