А Павлик был очень симпатичный. И последний год в десятом классе все время смотрел на меня влюбленными глазами.

Не надо думать, что я этого не замечала и что это было мне не приятно. Конечно, меня это даже волновало. Но… Это не могло быть «по-настоящему». Я уже сказала, что была очень серьезная девочка. И понимала, что сразу после школы я должна буду уехать из дома и поступать в университет. Это далеко, и значит, с Павликом нам придется расстаться.

А так я не хотела. Я считала тогда, что если уж ты целуешься, то нужно строить планы на будущее. Если же будущего быть не может, то нечего и дурака валять.

Вот какая я была серьезная и рассудительная девочка.

Только на выпускном вечере после очередного танца Павлик вдруг пригласил меня выйти во двор школы. Мы вышли, и я чувствовала, что он собирается с силами для разговора.

Я знала, что откажу ему. Я не могла позволить себе обнадеживать его, ведь у меня дома уже лежал билет на поезд. И все же я сама почувствовала, что дрожу от предчувствия.

Когда мы вышли во двор, Павлик сильно сжал кулаки и, опустив голову, сказал дрогнувшим голосом:

— Марина, я давно хотел сказать тебе, что…

— Что? — перебила я его нетерпеливо. Какой девочке, даже самых строгих правил не хочется услышать самое первое в своей жизни признание в любви?

— Что ты самая красивая девушка из всех, которых я знаю, — проговорил Павлик, окончательно заливаясь пунцовым румянцем.

— Да? Ну и что? — ответила я, несколько разочарованно. Все же это было не совсем объяснение в любви. А что я была самая красивая девочка в нашем классе — это я и так знала…

— Я хочу… Я хочу, чтобы мы с тобой… — начал Павлик и остановился на этих словах. Он так и не смог закончить фразу. Наверное, он долго готовился к этому разговору, созревал для него, набирался храбрости. И так и не сумел.

— Ладно, — сказала тогда я. Мне почему-то захотелось прийти ему на помощь. — Можешь не продолжать. Все равно я уезжаю. Послезавтра. Насовсем. Так что не имеет значения, что ты хотел сказать.

— Имеет, — вдруг произнес Павлик и покраснел еще больше.

— Что? — не поняла я.

— Это все равно имеет значение, — сказал Павлик, — Потому что тебе не может это быть безразлично.

— Что «это»? — спровоцировала я его. Мне так уж хотелось услышать то, что я ждала…

— Что я тебя люблю, — наконец выговорил Павлик. И сказав это, он потянулся ко мне губами. А я, когда услышала его прямое признание, почему-то тоже потянулась к нему.

— Люблю тебя… — повторил Павлик в последний миг перед тем, как наши губы соприкоснулись.