Читатели читали бы и ужасались. И тираж газеты поднимется. Но уж слишком это было бы непрофессионально с моей стороны. Слишком бы напоминало популярные в простом народе дешевые издания типа «Криминальной хроники».

Нужно было написать статью, в которой бы назывались убийцы и объяснялось, что произошло. Без этого писать просто аморально…

Павел сказал то, что хотел, и замолчал. Он смотрел на меня в нерешительности и вертел карандаш.

— Это все? — спросила я.

— Почти все, — ответил Павел и сломал карандаш, зажатый между пальцами правой руки.

— Совсем все? Ты больше ничего мне не расскажешь? — поинтересовалась я, вскидывая на него глаза.

— Если ты дашь мне слово, я расскажу тебе и остальное, — ответил заместитель прокурора.

— Какое слово? — быстро спросила я. — Что это за условия?

На самом деле условия были понятны заранее. Когда должностное лицо говорит журналисту про условия, это означает, что он просит не писать о том, что сейчас скажет. Но это превращает работу журналиста в абсурд. Он ведь для того и спрашивает, чтобы написать об этом.

Так что все предварительные условия официальных лиц, типа: «Это не для печати», попросту вышибают почву из-под ног у журналиста. Если не для печати, то зачем мне тогда это знать?

— Условия таковы, — медленно ответил Павлик. — Ты обязуешься ничего не писать об этом деле до тех пор, пока оно не будет раскрыто. Вот раскроем, тогда и пиши.

— А если вы не раскроете его, тогда вообще не писать? — спросила я язвительно. На самом деле я была уязвлена. Я не ожидала от Павлика такого.

Он понял меня и добавил:

— Ты понимаешь, тут все оказалось не так просто… Никто не ожидал такого поворота событий. Сегодня с утра я был у главы районной администрации и созванивался с областной прокуратурой… Все просят в один голос не сообщать ничего прессе. Потому что нельзя пугать людей.

— Подумаешь, какая трогательная забота о настроении людей, — пожала я плечами: — Можно подумать, что в нашей стране людям больше не о чем волноваться. Когда они, те, что сидят наверху, устраивают путчи чуть не каждый год, их почему-то не останавливают мысли об испуге народа. Им на это наплевать. Почему же убийства так пугают их?

Павел криво усмехнулся:

— Может быть, ты теоретически и права. Но здесь действительно совсем другое дело. Ты доверяешь мне?

Я промолчала. Трудно отвечать на такие прямые вопросы. Тем более, я не совсем уверена, доверяю ли я сама себе до конца. Наверное, нет…

— Ты доверяешь мне? — повторил Павел, и я еще раз удивилась его настырности. Он не успокоится, пока не получит ответ. Наверное, прокурор и должен быть таким…