— Тебя это совсем не интересует? — спросила я настойчиво.

Павел повернулся ко мне и усмехнулся. Возле рта пролегла глубокая складка.

— Отчего же, — медленно произнес он. — Интересует, конечно. Но я не стану ни говорить что-либо, чтобы спровоцировать тебя на откровенность, ни, тем более, задавать вопросы.

— Чего же ты хочешь? — почти выкрикнула я, удивляясь накатившему на меня какому-то странному и неожиданному состоянию. Я заметила, что сильно волнуюсь.

— Ты же прекрасно знаешь, чего я хочу, — ответил Павел. — Я хочу жениться на тебе. Хочу жить с тобой и иметь детей. Хочу, чтобы ты любила меня и была счастлива. И делаю для достижения этого все, что в моих силах.

Я поняла его. Он поставил себе цель и действовал в интересах достижения этой цели. Кстати, он заодно дал мне понять и причину своего нелюбопытства.

Павел делал все то в отношении меня, что считал рациональным, то есть способствующим женитьбе. А задавать мне острые вопросы о моем поведении — это было попросту нерационально, так как не способствовало достижению заветной цели.

Павлик — очень рациональный человек. Зачем вести разговор с непредсказуемыми последствиями, если его можно избежать?

Павлик вдруг взял меня за руку. Впервые за все время. Впервые с тех пор, как мы поцеловались в первый и последний раз в нашем школьном дворе.

— Пойдем, — сказал он. — Стало прохладно, и ты можешь замерзнуть. Да и вообще — нас ждут.

Он не отпустил мою руку, а, прижав ее к себе, повел меня дальше вдоль берега, навстречу огонькам. Теперь мы шли молча, тесно прижавшись друг к другу. На этом этапе мы все сказали друг другу.

Царило вдруг наступившее безветрие, и ни один листок не шелохнулся на фоне темного неба со звездами. Я вспомнила стихи Игоря Северянина, которые, как мне показалось, точно соответствовали не только нашему настроению, но даже окружающему нас пейзажу. Как специально… И я прочла их Павлику.

А Павлик, выслушав, вдруг засмеялся облегченно и сказал:

— Как здорово, что ты сейчас это вспомнила… А ты помнишь, как дальше там?