Реми вцепился в перила, лицо его покрылось липким потом; он затаив дыхание смотрел вниз, на пугающие очертания распростертого на кафельном полу тела. Неужели одной злобной мысли достаточно, чтобы..? Он стал спускаться по лестнице. От ощущения собственного могущества перехватывало горло, подкашивались ноги. Он шел босиком, но уже не замечал, что пол холодный. Он увлекся страшной игрой, поглотившей его целиком. Остановившись около трупа, поверженного, словно опрокинутая фигура на шахматной доске, подумал: «Шах и мат». Ему еще не доводилось видеть покойников. Оказывается, ничего особенного. Дядя был в пижаме, в шлепанцах на босу ногу; он лежал животом вниз, правая рука согнута. И никакой крови. Вполне приличный покойник. Вполне прилично отправленный на тот свет. Реми опустился на колени: он вдруг и сам безжизненно обмяк, как распростертое рядом тело. Да, он терпеть не мог дядю — и не только из-за Раймонды. Но и из-за многого другого, чего словами так просто не объяснишь. Ну хотя бы из-за того, что дядя все скорбел о маме… И еще из-за других причин, более смутных и более глубоких сразу. Это была особая ненависть: словно дядя не сделал того, что мог сделать только он — вступивший, однако, в какой-то сговор со своим братом и годами смиренно ему подчинявшийся. Да Реми на его месте… Тут Реми пожал плечами: представить себя на месте дяди просто невозможно. А все-таки будь у него хоть половина дядиных сил, дядиной энергии… уж он бы тогда развернулся, уж он бы показал себя! Для чего? A-а, неважно, для чего! Главное — быть сильным.

«А я сильный, раз убил его», — подумал Реми. Нет, неправда это. Он и сам знал, что неправда, что он тешит себя мечтою: хочет отыграться, а может, просто воспрянуть духом. Да ну, в самом деле! Уж очень легко тогда все выходит, если стоит только…

Реми протянул руку, потрогал труп за плечо. И тут же отдернул, но потом снова протянул руку, дотронулся и заставил себя подержать ладонь на неподвижном плече: не так уж и страшно, оказывается. Дядя шел в темноте и, наткнувшись на низкие перила, упал вниз. Вот и все. И зачем выдумывать небылицы? Игра воображения, передергивание, притворство. Вот и болезнь — тоже притворство… И все-таки: неужели дядя просто-напросто не удержался и упал с площадки? А не похоже ли такое объяснение на типичное для их семьи Вобрэ, когда цель — затуманить истину?

Светало. Реми бесшумно поднялся с пола. Он вдруг почувствовал себя умудренным жизнью стариком. Вспомнились слова покойного: «Растили бы тебя иначе!.. Надо было мне тобой заняться!..» И хотя глаза Реми оставались сухими, его охватило отчаяние. Дядя умолк навсегда; дядя больше не заговорит. И Реми уже никогда не узнает что-то очень важное о себе. Смерть нагрянула в тот самый момент, когда начались перемены, словно чья-то рука предусмотрительно толкнула Дядю в темноте. «Чья-то, но не моя», — подумал Реми. Он стоял, уперев руки в бока, свесив голову на грудь, и смотрел на труп, пытаясь припомнить… Нет! Этой ночью Реми не вставал и не двигался, а крепко спал, даже снов не видел. Случай с собакой — совсем другое дело: тогда Реми сделал угрожающее движение, и она отскочила в сторону. Логическая связь налицо. Но какая связь между ссорой накануне и этим распростертым телом? Да разве можно всерьез поверить, что..? Больное воображение, и больше ничего. Раньше-то все было просто: стоило позвонить, как кто-нибудь приходил — либо Клементина, либо Раймонда. И малейшее желание мигом исполнялось. Казалось, иначе и быть не могло: о чем ни попросит, все сделают. Но всемогущая сила тех лет — его беспомощность. А теперь его воля бессильна. Раймонда его не любит. Отец всегда такой далекий, чужой, и даже мама… Он словно во второй раз ее лишился. «Я могу!» — обыкновенная знахарская штучка… Да, но как тогда объяснить дядину смерть?