Если у Чарли и было сочувствие к ней, после этих слов оно испарилось.

Юдифь спросила:

— Что еще Келли тебе рассказала? — Она покачала головой. — Неважно. Я собиралась разыграть из себя мученицу: бедную вдову, которую обвиняют в причастности к преднамеренному убийству, совершенному какой-то дурочкой. Кто бы поверил ей, а не мне?

Чарли ничего не сказала, но понимала, что без видеозаписи девушке не поверил бы никто.

— Ну что. — Юдифь ожесточенно вытерла слезы. — Теперь по плану я должна рассказать тебе, как я это сделала? — Она показала на телефон Чарли. — Проверь, идет ли запись.

Чарли перевернула телефон, хотя была уверена, что Бен все настроил правильно. Телефон не только вел запись, но и передавал аудио сразу на его ноутбук.

— Это началось год назад. Я увидела их через окно своего класса. Дуглас думал, что я ушла. Он остался все закрыть — по крайней мере, так он мне сказал. Я вернулась забрать кое-какие бумаги. Как я уже говорила, он трахал ее прямо на парте.

Чарли вжалась в спинку стула. Ярость Юдифи заметно нарастала с каждым словом.

— Так что я сделала то, что сделала бы любая послушная жена. Я развернулась. Пошла домой. Приготовила ужин. Дуглас пришел домой. Сказал, что задержался из-за беседы с кем-то из родителей. Мы вместе смотрели телевизор, а меня трясло. Меня трясло всю ночь.

— Когда вы начали заниматься с Келли?

— Когда она снова начала одеваться как ведьма. — Юдифь схватилась за столешницу. — В прошлый раз все было точно так же. Она начала одеваться в черное, как гот, для того чтобы скрыть живот. Как только я увидела ее в коридоре, я поняла, что она снова беременна.

— Вы высказали Дугласу свое недовольство?

— Зачем? Я просто его жена. Я просто та женщина, которая готовит ему еду, гладит его одежду и выводит пятна с его нижнего белья. — В ее голосе звучал лягзающий подтон, будто кто-то слишком туго заводит часы. — Ты знаешь, каково это — ничего не значить? Жить в одном доме с мужчиной почти всю свою взрослую жизнь и чувствовать, что ты ничто? Что твои желания, устремления и планы не имеют никакого значения? Что любая ноша, неважно, насколько тяжелая, может быть сброшена на тебя, потому что ты хорошая женщина, богобоязненная христианка, и ты просто несешь ее, потому что хозяин в доме — твой муж, мужчина, который должен был бы тебя защищать.

Юдифь стиснула руки так, что побелели костяшки.

— Конечно, не знаешь. Тебя холили и лелеяли всю жизнь. Ты потеряла мать, твоя сестра чуть не умерла, твоего отца ненавидел весь штат, а тебя от этого все только больше любили.