— Слишком дерзкие слова для паренька, который на несколько дней свалил в самоволку, и вернулся с обритой головой и синяками на лице. В неприятности попал, паренёк? Хм. Заехал туда, куда нельзя и тебя чутка подрехтовали?

— Не твоё дело, — резко бросил Сэм.

— Нынче всё — моё дело, Сэм. Ты удивишься тому, сколько мне известно. Где ты живёшь. Что в твоём доме живёт краснозадый бывший профессор колледжа. Чёрт, в твой дом прошлой ночью кто-то вломился. Какие-то легионеры Лонга, видать решили, что ты конченный долбоёб и задумали зайти в гости. Ты никаких легионеров в последнее время не злил? До сих пор считаешь, что ты не мальчик на побегушках, инспектор?

— Я знаю, зачем вы здесь, — сказал Сэм. — Ещё я знаю, зачем вы взяли меня работать с вами.

Улыбка Лакутюра не сдвинулась.

— Правда, знаешь? Так, поведай нам?

— Вы здесь из-за моего брата. Он сбежал из трудового лагеря «Ирокез». Вы ищете Тони.

Между агентами ФБР и гестапо произошёл быстрый обмен взглядами.

— С чего ты так решил? — спросил Лакутюр.

— С того, что вы закрыли нашего архивариуса, который узнал, что вы ищете записи о нём. С того, что ты сказал, что Тони с самого начала был в ваших руках. Это значит, что вы отслеживаете его путь с самого начала. Когда он получил значок лучшего стрелка, когда в школе возглавлял стрелковый клуб. Он отлично обращается с винтовкой, он всю жизнь был охотником, и я уверен, что вам известно, что он в Портсмуте, прямо накануне саммита.

Взгляд Лакутюра по-прежнему был сосредоточен на Сэме. Тот продолжил:

— И вот вы здесь. Агент ФБР и агент гестапо. Зачем тут гестапо? Чтобы защитить Гитлера, вот, зачем. И вы хотите, чтобы я следил за Тони.

Слова застряли в горле, но Сэм приложил усилие, чтобы произнести их вслух:

— Мой брат… завтра намерен убить Гитлера, так ведь?

Лакутюр взглянул на гестаповца, взглянул на Сэма, затем отложил бумаги и выпрямился на стуле.

— Очень хорошо, инспектор. Добро пожаловать. Отныне вы больше не мальчик на побегушках.

Глава сорок восьмая

Глава сорок восьмая

Грёбке пробормотал что-то по-немецки, Лакутюр ему ответил, затем спросил по-английски: