Люди делятся на тех, кто может долго молчать, и тех, кто в затянувшейся паузе чувствует себя виноватым. Понти, вот тот умеет молчать. Когда я велела ему убираться, он заглянул мне в лицо – с любопытством, как будто хотел открыть и посмотреть, что внутри. Так один таможенник смотрел на гипсового Будду. Разбивать сувенир таможенник боялся, но чутье говорило ему, что Просветленный доверху набит кокаином.

Это был второй раз, когда он так посмотрел, – а первый был давно, еще в августе, в тот день, когда он рисовал мои ноги на мятых листках. Когда дверь за ним закрылась, я сказала, что никаких сеансов не будет, забудь, но Иван только рукой махнул: не хочешь – не надо. Такие, как он, добавил он потом, недолго помнят таких, как мы.

Какие – такие? спросила я, Иван любит, когда я переспрашиваю.

Ну, не знаю, протянул он, как они называются, кистеперые? У них есть жабры, чтобы жить под водой, есть легкие, чтобы выползать на сушу, и, кажется, даже ребра, как у животного. Короче говоря, либо у тебя талант, укрепленный жестокостью, будто драконовой кожей, либо ты живешь на бывшем складе для ундервудов!

Радин. Суббота

– Вы ведь раньше встречали моего мужа? – спросила Доменика, когда они поравнялись с таможней. – Вы мне об этом не рассказывали. И зачем вам снимать этот дом?

– Встречал, но в другом обличье. Он сказал, что его зовут Салданья. А дом я непременно сниму, он похож на дачу моей прабабушки.

Они выбрали самую неприметную остановку в индустриальной зоне порта, где вдоль берега громоздились ряды контейнеров, а причалы были заброшены еще в начале девяностых. На остановке не было ни козырька от дождя, ни скамейки, только каменная урна и столб с расписанием.

В этой стране не прощают низости, думал Радин, поглядывая на бледное лицо своей спутницы, поэтому она не плачет. А там, где я родился, низость часто сходит за лихость, а жены душегубов годами носят в тюрьмы полотняные мешки с сухарями. Радин велел женщине надеть капюшон, хотя дождь наконец кончился. Пока они шли сюда от мастерской, он лил не переставая и как-то наискосок, потому что ветер был с океана.

– Почему он согласился на завтрашний спектакль? – Доменика взяла его за рукав. – Ведь это унизительно. Разве нельзя было найти другой выход?

– Выхода не было, – сказал Радин, покосившись на ее руку. – Я могу с ходу назвать вам три причины, но, возможно, их было больше. У вас кровь, вы что, поранились?

– Просто ногти обломала. Назовите хотя бы три!

– Ему нужна была поддержка Варгас: без истории с амнезией, которую она бралась подтвердить, его возвращение могло стать жалким и бесславным. Его собственные картины пропали, и найти их до начала аукциона было практически невозможно. О том, что произошло на вилле зимой, знали два человека, и Варгас – наиболее опасный из двоих. Это третья причина, и, пожалуй, самая важная.