Кто такой Феликс Сардинский? Сунув газету под мышку, он направился к выходу. На площади он свернул за угол, увидел за стеклом пекарни хозяина, делающего ему знаки до странности большой ладонью, и вошел внутрь.

Малу

солнце чернит киноварь, рамы только щеточкой, полы только губкой, с утра подавать кофе холодный, после ланча горячий, если картина пожелтела, протирать сырой картофелиной – если бы не память моя бездонная, я бы давно у них в доме рехнулась

сижу в пустом доме и вспоминаю, как в октябре падрону на шею кинулась, я ведь думала, он уже небесные гряды пронзает, весь в лазури и золоте! по ночам ходила плакать в оранжерею, там у меня угол для горя устроен

да что говорить, я в те дни совсем умом помутилась: стою в церкви, монетки бросаю, чтобы свечи зажечь, а они не зажигаются, хотела уже пожаловаться падре, но поняла, что не монеты бросаю, а жетоны от местной лотереи, их у мясника на сдачу выдают!

ума не приложу, куда падрон после выставки уехал и почему знака мне не подал, я бы хоть вещи ему собрала, напекла бы всего в дорогу, все лучше, чем сухомятку в поезде жевать

почему он на закрытие не пришел, мне понятно, не хотел себя внутри себя уронить, а теперь самое время за границу податься, где потеплее

русский сказал, что он напишет, когда на новом месте устроится, а мне, дескать, велел за домом приглядывать и за индейцем – сдался же падрону этот индеец, поедатель личинок, пусть бы лучше домой ехал и земляков своих забрал, весь город запрудили

у меня и манеры достойные, и память такая, что могу все «солнце наварры» пропеть, а этот что? басурман, некрещеный лоб, каждое утро норовит за почтой сбегать, все ждет, что ему первому приглашение пришлют, а сам дорожки два месяца не чистил, птицы весь гравий загадили, и барбарис на обочине оголился

а вдруг письмо никогда не придет? от этой мысли позвоночник у меня леденеет, прямо как водосточная труба – она у нас однажды в заморозки треснула и отвалилась, индеец тогда новую поставил, красного железа

Доменика

Я вырвала тебя из своей головы – легко, будто лисичку из мха.

Вчера, как только Рене сказал, что в окнах появился свет, я надела садовников плащ и вышла из дому – решила, что возьму такси до таможни, а дальше пешком. Жемчуг я положила в карман сумки. Пока я ждала такси, мне пришло в голову, что Гарай возмутится, если я попытаюсь его подкупить.

Как лучше начать разговор? Ради бога, позволь мне провести аукцион. Я понимаю, ты хочешь меня наказать. Но мне придется продать дом, чтобы оплатить счета. Я целый год жила в долг, полагаясь на старые связи, но после скандала кредиторы встанут у моего крыльца, будто глиняные китайские воины.