– Почему же она не вернулась, когда Самира схватили? – шепчет Мария.

Я пересказываю ей слова Ясмин, объясняя, что Мухаммед решил дождаться решения суда.

– А после его смерти?

– Об этом ты сможешь спросить ее сама, когда она приедет, – отвечаю я.

Мария глядит в темноту.

– Я не смогу с ней встретиться.

– Конечно, сможешь.

Она изо всех сил трясет головой.

– Никогда.

Мне понятна ее реакция. Неудивительно, что в смерти Самира она обвиняет Ясмин.

– Она и представить себе не могла, – говорю я. – Она была юной и наивной, испытывала чудовищное давление. Самир не должен был поступать так, как он поступил. Он был взрослым. Он должен был понимать, что все это ошибка и что все полетит к чертям.

Мария смеется. Это короткий, безрадостный смех, и у меня вдруг возникает чувство, что смеется она над моей тупостью.

– У тебя нет детей, Гуннар.

– Верно. Ты же знаешь.

– Прости, – тут же одергивает себя она. – Я не это хотела сказать. Просто мне кажется, когда у тебя нет детей, тебе сложно понять, на что готов пойти родитель ради своего ребенка. Самир сделал бы что угодно ради Ясмин, лишь бы только уберечь ее от тюрьмы.

– Она вовсе не обязательно попала бы за решетку. Если Ясмин говорит правду, то смерть Паолы – несчастный случай. Или причинение смерти по неосторожности. Что касается другого аспекта… То, что они утопили труп в море, – это надругательство над телом. За это она бы максимум получила…

Мария поднимает ладонь в знак протеста.

– Благодарю, – прерывает она меня с гримасой отвращения на лице. – Я понимаю. Но Самир явно считал иначе. У него не было доверия к властям. И еще он считал, что именно после переезда в Швецию Ясмин сошла с нужных рельсов.

Пауза.

– Небезосновательно, – добавляет Мария.