Я чувствую, как по ее телу пробегает дрожь. Ощущение такое мимолетное, что я не уверен, не показалось ли мне. Тем не менее в погруженной во мрак комнате как будто внезапно становится холодно, и этот холод расползается вокруг.
Я долго сомневаюсь, прежде чем задать свой вопрос.
– Ты что-то видела в тот вечер, когда был убит Самир? Что-то, о чем не стала рассказывать?
Мария
Мария
54
54
– Ты что-то видела в тот вечер, когда был убит Самир? Что-то, о чем не стала рассказывать?
Я вздрагиваю, потому что внезапно, несмотря на тепло пухового одеяла и тепло тела Гуннара, ощущаю холод.
Что мне ответить на этот вопрос? Что я могу сказать?
– Нет, – отвечаю я.
Гуннар удовлетворяется этим и очень скоро засыпает. Его рука на моем плече тяжелеет, а дыхание превращается в глухие всхрапывания. Я осторожно высвобождаюсь из его объятия и переворачиваюсь на спину. Глядя в темноту, пытаюсь объяснить себе то, что объяснить невозможно.
* * *
Была ли я тогда той же самой личностью, что сегодня?
Я была порядочной, немного идеалисткой. Считала, что важно соблюдать чистоту и аккуратность, что семья должна питаться домашней едой, что покупать нужно экологичные товары и что нужно помогать тем, кому живется хуже.
Еще я была справедливой – да я и сейчас такая, если честно. Я считаю, что очень важно, чтобы люди несли ответственность за свои поступки, но в то же время у них должна быть возможность получить второй шанс. Возможно, это профессиональная деформация. Быть учителем ведь означает гораздо больше, чем просто передавать знания. Детям еще необходима помощь в овладевании искусством быть человеком.
Была ли я несправедливо строга к Ясмин?
Наверное. Хотя что там. Конечно была.