Ты лежишь в камнях.

Никого не было до тебя, и никого не будет после – ты единственный, кому уготована эта участь. Ты замер посреди тысячелетий, уходящих в вечность: они нависают над тобой каменной толщей и подпирают твою спину каменным ложем. Ты лежишь в камнях, в ледяной темноте, и, когда ты дышишь, туман поднимается из твоего рта, сливаясь с таким же туманным морем вокруг. Ты не видишь его, только чувствуешь. Черный – единственный цвет, который тебе остался. В этом месте, лишенном времени и пространства, больше не существует ничего за пределами твоих мыслей. Когда ты открываешь глаза, существует только Ничто. Но за закрытыми веками ты видишь Все. Ты лежишь в камнях, не понимая, существует ли реальность в самом деле – или ты придумал все это, чтобы избавиться от черноты вокруг. Выдумал эту женщину, чтобы не оставаться в одиночестве.

Ты лежишь в камнях.

Ты спишь.

Открыв глаза, Джемма все еще видела каменную темницу, пар из своего рта, все еще ощущала спиной холод булыжников, тесноту, давящую на плечи. Все это время… Все это время он оставался там. Он сказал ей идти глубже, но она так и не добралась до него!

Голова постепенно прояснилась, возвращая комнате нормальные очертания. Кто-то стоял перед ней, но в темноте было трудно понять кто. Блайт? Он ведь принес ей медальон? Надо сказать ему, что…

Джемма остановила взгляд на пуговицах серого пальто.

Он возвышался прямо над ней, вплотную: его ноги упирались прямо в ее колени. Руки были опущены вдоль тела. Джемма сглотнула. Он не двигался. Она медленно подняла глаза: по лацканам пальто, по воротнику, по длинной шее, пока не добралась до лица.

Купер склонил голову, глядя прямо на нее сверху вниз. Он не моргал. Просто смотрел. А когда Джемма встретилась с ним взглядом – его губы медленно и страшно поползли в стороны, словно кто-то растягивал пальцами уголки его рта.