Я сглатываю яростный комок в горле:
– Ну, просвети меня.
Она напряжена. Каждый мускул как скрипичная струна, которую слишком туго натянули.
– Хотя я
Я делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь разобраться в своих чувствах. Если Брайони не оправдала его надежд, Хит и без ее предложения начал бы искать другую.
– Ты не виновата, – говорю я после секундной паузы, и Брайони расслабляется. – Ты знаешь, как он познакомился с моей сестрой?
– Она приехала в Йорк со школьной экскурсией. Он увидел ее в музее.
Я представляю, как он разглядывает ее через стеклянную витрину – пристально, как гадюка мышь.
– Он следил за ней всю дорогу до Бата. До самого дома. Когда он вернулся в Ледбери-холл, то говорил о ней без умолку. И через несколько недель она была здесь. – Брайони поджимает губы и хочет сказать что-то еще, но быстро смотрит на меня и снова отводит взгляд. Я слегка улыбаюсь и ободряюще киваю. Она вздыхает. – Если честно, мне стало легче, что я теперь не одна. Я так долго чувствовала себя одинокой, отчаянно одинокой.
Я испытываю сострадание, потому что слишком хорошо знаю, как глубоко ранит одиночество. Больше не сомневаясь, я накрываю ее руку своей, и Брайони сжимает ее в ответ.
– Значит, то, что ты рассказала мне о своей семье, правда? Они тебя не выгоняли?
– Нет.
– Но почему ты сказала Оливии, что…
– Хит заставил. Хотел выглядеть героем.
– И спасение бездомной девочки с улицы звучит не так злодейски, как похищение счастливого подростка из семьи?
– Ну да. Не знаю, почему она ему поверила.
– Потому что ей легче поверить, что ее похититель – принц, а не чудовище.
Она прикусывает губу:
– У меня ужасное предчувствие.