– Если не сбегу, я сделаю что-нибудь ужасное.

– С собой?

– С тобой.

Он потянул за ручку, открыл дверь, но слова Грейс заставили его замереть в проходе.

– Ты начал принимать не из-за смерти Фреда. Ты начал принимать задолго до этого, потому что не знал, как подавить ту темную сторону, что он взращивал в тебе. Как убить в себе это желание: быть как он. Быть им. Я знаю, каково это, – я желала того же. Ты коришь себя за то, что испугался и отверг его. И меня ты ненавидел лишь потому, что мое лицо напоминает его лицо. И по этой же причине ты хочешь меня и умоляешь остаться. Скажи, что я неправа.

Он вылетел из спальни, чувствуя себя еще большим ничтожеством, чем прежде. Ступеньки и весь мир разваливались позади.

– Ты остановишься и выслушаешь меня, Майкл Парсонс! – приказала она тоном Филиппа Лидса – стальным, не предполагающим споров и сопротивления, холодным и острым, как кусок льда, который стал у него поперек горла: ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Он сделал так, как было велено, все еще повинующийся силе ее чар, но не решился на нее взглянуть.

– Та девушка, которую нашли в лесу, не единственная. Мэри Крэйн была далеко не первой. Мой брат, твой лучший друг, мучил и истязал их. Он выслеживал и убивал их, заманивал в свои сети, как когда-то заманил тебя. Меня. Всех. Он был хаосом. Он стремился к хаосу. У всех до единого в этом доме есть раны на сердце, доказывающие это. Но я могу залечить твои, а ты – мои.

Боковым зрением Майкл уловил в гостиной силуэт Агнес Лидс и дружелюбно виляющий хвост Министра где-то у ее ног – да, он не достоин любви, – едва разглядел их в пелене подступающих слез, но услышал, как чашка выскользнула из рук, и осколки с оглушающим звоном разлетелись по полу, рикошетом отскочив от его затуманенного горем разума.

Сбегая по ступенькам, он пытался вспомнить номер Шелли.

11

11

Темная улица, в отличие от остальных, разряженных, поющих и горящих огнями, была пуста и беззвучна, и лишь он, черное пятнышко, шел в медленно кружащем снеге, двигаясь от одного тусклого свечения фонаря к другому – совсем один посреди зимнего гнетущего умирания. Майкл присосался к горлышку, как к груди матери. Кормила ли Кэтрин его грудью? Он никогда не задавался этим вопросом. В винном магазине нашлись бутылки «Чивас Ригал» в двух разных объемах – он не удержался и купил парочку. Не разлучать же влюбленных. После долгого периода трезвости алкоголь рьяно ударил в голову; Майкл выкинул телефон из окна поезда, поэтому теперь не знал даже времени, с трудом вспоминал дату, брел на нетвердых ногах, не разбирая дороги.