– Знаю. Но я не закончила.
– Приставишь дуло к виску?
– Я пацифистка.
– Видимо, у нас разные словари.
– Я предпочитаю условный пацифизм. Агрессия свойственна всем живым существам, в том числе людям. Это защитный механизм, который дал нам возможность выжить в ходе эволюции. Отрицание этого принципа противоречит данности. Но мы, как существа разумные, должны уметь ее контролировать, применяя лишь в случае, когда нет другого выбора. Однако у меня он есть. Я не стану наставлять на вас оружие или связывать, но вы пойдете со мной и сделаете все, что я скажу.
– Потому что…
– Потому что в воде, которую вы выпили, яд, и только я могу дать противоядие.
Из его болезненно пересохших губ вырвался смешок – так по-театральному нереально это прозвучало.
– Это шутка?
– Похоже, что я шучу?
У него во рту стало горько и одновременно кисло.
– Хорошо. Я понял.
– Нет, Генри, не поняли. Убьете меня, сбежите, расскажете кому-то раньше времени, и я не дам вам противоядия. Вы умрете, и тело вашей дочери продолжит гнить под толщей земли, потому что лишь я знаю, где именно оно спрятано.
– Чего ты хочешь? Чтобы я молчал?
– Чтобы вы поверили мне. Потому что на самом деле неважно, что я чувствую к Майклу Парсонсу, и совершенно не важно, каков он в постели. Влияние моего брата все еще сильно, и Майкл думает, что виновен в смерти Мэри. Он уязвим, сейчас его можно убедить в чем угодно. Но он не должен расплачиваться за грехи моего брата.
Генри попытался изменить положение, руку свело судорогой. Как и сердце.
– Прежде всего советую вам поесть, – отметила она все еще с суровостью, через которую пробивались лучи беспокойства.
Грейс достала ключ от наручников и кинула Генри, но пальцы не слушались – металл звякнул об пол. Расстегнув наручники, он хорошенько потер запястье, отмеченное красно-бурой полосой.
– На будущее, Грейс. Держать человека в плену – не лучший способ убедить его в своей правоте.