– А лучше бы в магазин, у вас в холодильнике хоть шаром покати. Но пока что у тебя есть только я.

Роберт оглядел Майкла так, будто у того из кармана торчала двадцатка, которую он ему задолжал.

– Ты странный. И несъедобный.

– Очень даже съедобный, но в большинстве стран это зовется каннибализмом и запрещено законом.

На кухне затрезвонил пожелтевший телефон – уже третий раз за утро, – но Майкл и Роберт, как и предыдущие разы, не потрудились поднять трубку. С неохотой прикончив лазанью, Роберт вытер руки о футболку с Человеком-пауком и плюхнулся на диван. Майкл устроился рядом с ним в ямке, любезно продавленной чьей-то попой за годы до этого. По одному из каналов шли новости, что обратило Роберта в мужчину средних лет, серьезного и сурового, словно он в самом деле интересовался политической ситуацией и цунами на другом конце земного шара.

Вдруг на экране вспыхнула фотография Майкла – старый снимок, еще в форме Лидс-холла. Сердце у него сделало сальто-мортале.

– Этого молодого человека зовут Майкл Парсонс, – тараторила идеально поставленным голосом ведущая с выбеленным каре. – Полиция Суррея имеет веские основания полагать, что он замешан в громком деле исчезновения Мэри Крэйн – ученицы частной школы Лидс-холл, которая пропала семнадцатого июня этого года при неизвестных обстоятельствах. Если вам что-нибудь известно о местонахождении Майкла Парсонса…

– Это ты убил ее? – спросил Роберт, снова превратившись в ребенка, но с выдержкой взрослого.

– Не знаю.

В угрюмом молчании Роберт уставился в экран, принялся щелкать пультом – подальше от сурового мира – и остановился на каком-то глупом ситкоме. Кадры сменяли друг друга – название крутилось на языке, но никак не вспоминалось. Майкл вслушивался и всматривался – голоса, музыка, закадровый смех, пятна, движущиеся по экрану, – чтобы поддерживать иллюзию нормальности, ослабить тревогу, не взорваться прямо там, перевернув все вверх дном. На минуту на него даже снизошла умиротворенность, вязкая и глухая. Ничего не происходит. Вот он, обычный парень, смотрит телевизор, отупевший до состояния овоща…

Да что же это с ним? Его разыскивает полиция! Но как? Почему? Генри рассказал им про зажигалку? На земле его тщедушное тельце держало лишь смутное представление о некой секретности жилья Шелли, но тревога все нарастала, теснила грудь и в итоге накрыла с такой силой, что до ушей уже не доносились ни жужжание урчащего холодильника, ни бормотание телевизора. Попытки поразмыслить рассыпались в песок.

Как послушный ученик, он отпросился у Роберта в туалет, и тот посмотрел на него как на пациента психиатрического отделения, соседями которого были Наполеон и Черчилль.