Закрывшись в туалете, он уставился на собственное отражение: темную тень самого себя. Достал из-под раковины спасительный яд, который украл из тайника Шелли. Она-то думала, что он был в отключке прошлой ночью…

Лучше бы он был в отключке…

Он обещал… Ради Кэти… Ее блага… Пока не поздно… Все это нужно прекратить… Но воспоминания и мысли стремительно нагоняли черной волной, и чем дольше он медлил, тем сильнее становилось ее пагубное воздействие и тем тоньше казалась игла и чище ложка с кофейными разводами, которые он нашел в недрах шкафчика. Зажигалка предусмотрительно болталась в кармане.

Окон в ванной не было, только голая лампочка бросала тусклый свет на пожелтевший кафель в трещинах. Руки предательски тряслись, но он помнил, что делать, помнил, что делала Шелли, когда однажды, втайне от Фреда, они ходили к какому-то мужику, имени которого он не помнил, – жил тот в откровенном гадюшнике: приглушенный свет (лампочки перебиты), замызганный паркет, сам мужик весь провонял табаком и перегаром, зачесывал жирные волосы назад, как актер из старых фильмов. В тот вечер Майкл едва не погиб; мужик накачал его под завязку, а наутро даже не взял денег. На зловонной поверхности сознания булькали лишь воспоминания, как Шелли в лакированных сапогах валялась на пятнистом матрасе в отключке… Нет, в этот вагон он не сядет.

На миг в его сознание ворвались жуткие руки Ники из больницы со следами от уколов, тянущимися буро-лиловыми ниточками. Руки Фиби в розовых порезах. Нет, в этот вагон он не сядет.

Он устроился на крышке унитаза и сделал все с хирургической ясностью.

Напор и сила ошеломили его, ударили в голову бурным потоком, снесшим его волнами на холодный кафельный пол. Ничто не сравнится с этим блаженством: мысли померкли, чувства, что угнетали его, – тоже. Звуки добирались преступно медленно, точно через вату: звон телефона на кухне, отголоски телевизора в гостиной, капающая вода в кране и собственное дыхание искажались – то затихали, то усиливались, пока не превратились в чарующую музыку, которую он никогда не слышал прежде. Остаться в этой секунде навечно. Тишина целиком поглотила реальность, и не было ничего прекраснее того мига. Покой. Это было так же хорошо, как и внутри Грейс Лидс.

Треск дров в камине. Далекий рокот грома. Молния освещает комнату белесым светом, крупные капли дождя барабанят по стеклу в черноте ночи. На кровати лежит обнаженная Грейс Лидс с волосами, разбросанными по белой простыне. В этот вагон он сел с удовольствием.