— Очень знакомый шрам! Где я мог его видеть? — пронеслось в голове Кудрина, с нескрываемым любопытством разглядывающего джазмена. А он стоял совсем близко — черная борода, горбатый, крепко посаженный нос и этот шрам, протянувшийся от левого надбровья к самому уху.

— Не может быть… — Мысли Кудрина лихорадочно заметались. — Точно, грабли в Брехово! А вот и банджо в кожаном чехле… Дениска…

— Денис Горин, — неожиданно для себя выпалил Кудрин и встал из-за стола.

Дэн Гор на секунду замешкался и, подойдя вплотную к Кудрину, на чистом русском языке произнес:

— Кто вы и откуда знаете меня?

— Да Женька я, Кудрин, из Беляева! — с надрывом произнес Евгений Сергеевич.

— Бог мой, Жека Кудрин, друг далекого детства, — прошептал Дэн Гор и схватил Кудрина в свои объятия.

Народ в зале притих, наблюдая за неожиданной встречей двух друзей, и кто-то захлопал в ладоши, а зал неожиданно его поддержал.

— Жека, умоляю, только не уходи после концерта, мы должны обязательно поговорить, — сказал Дэн Гор и, смахнув наметившуюся слезу, быстрым шагом вернулся в оркестровую комнату.

Ошеломленный неожиданной встречей, Евгений Сергеевич опустился в кресло, прикрыл глаза, и картинки юности сами собой всплыли в его голове, будто и не было большого разрыва во времени, будто все происходило здесь и сейчас. А оркестр все играл и играл очередную джазовую тему….

Трое молодых ребят прицельно быстро шли по дороге в направлении к продовольственному магазину. Они были необычайно возбуждены; утром один из них, Толик Орешкин, выходя из подъезда многоэтажного дома, споткнулся и упал. Уже лежа на земле, он увидел лежащий в кустах целый рубль и, несмотря на ушибленное колено, схватил в руку лежащую банкноту и резво вскочил на ноги. До самого вечера Толик молчал, а когда из дома вышли его друзья Женя Кудрин и Денис Горин, он, загадочно улыбнувшись, вытащил из кармана брюк мятый, еще влажный от утренней росы рубль. Все были в восторге и пожелали друг другу чаще спотыкаться, а когда оказалось, что у Женьки в кармане было двадцать копеек, а Денис наскреб еще семнадцать копеек, они, разом соображая, притихли.

— Пацаны! Так это же рубль тридцать семь копеек — аккурат бутылка портвейна «Три семерки», — торжественно произнес Толик. Ребята переглянулись, и всем стало ясно, что они будут покупать.

— А может быть, все-таки купим плодово-ягодное вино за восемьдесят семь копеек, тоже неплохое вино, и сдача останется, а завтра, может, еще денег наскребем, — жалобно посоветовал Денис.

— Да уж нет, гулять так гулять, — ответил Толик, — а потом это мой рубль, что хочу, то и покупаю. Берем портвейн, мы уже взрослые пацаны, а не шкеты какие-то, пьющие всякую бормотуху.