— Погоди ужо! — твердил он самому себе. — Масленица, скоро. Доставим… возьмем «языка», да такого!..

И Кошка стал готовиться к тому, чтобы Масленицу у французов скрасть и привезти в Корабельную слободку в ее же повозке, с мулом, двумя бочонками, оловянными кружками и прочею снастью.

Был тихий вечер после прошедшей страшной бури, когда Кошка, вооруженный штуцером, арканом и крюком на длинной жерди, сошел с третьего бастиона и, пройдя наши передовые ложементы, стал углубляться в неприятельское расположение, забирая вправо. Где ползком, где перебежками, но Кошка уже слышал, как переговариваются французские солдаты, залегшие в секретах, а ветерок доносил к нему пряный запах табачного дыма.

«В самый раз и нам бы раскурить трубочку», — подумал Кошка, но удержался от соблазна.

И секреты и ложементы французов остались позади. Кошка полз теперь на огни костров. Много их, костров, зажжено было на французской стороне — пожалуй, и не сочтешь. Поди угадай, у которого костра Масленица балагурит теперь с солдатами, наполняя то одну фляжку, то другую!

Кошка был терпелив. Он мог, выжидая, и ночь напролет пролежать где-нибудь в канаве. И Кошка залег, борясь со сном и с трудно одолимым желанием хоть один разочек затянуться из трубки.

Ночь была тоже тиха, пальбы не было вовсе. И без пальбы у неприятеля полно было после бури хлопот. Кошка приложил ухо к земле: тихо. Он еще подождал, и вдруг далекий звон бубенчиков донесся до его слуха. Ясно: Масленица начала свой объезд.

«На ловца, значит, и зверь бежит», — подумал Кошка и распластался так, что, только наступив на него ногой, можно было сообразить — не камень это и не бугор.

А колокольчики-бубенчики тем временем то запевали, то обрывали свою песню. Масленица, закончив дело у одного костра, переезжала, повидимому, к другому, потом к третьему… И все ближе становился звон, всё грохотливее погремки, насаженные у мула и на шлее, и на седелке, и на вожжах.

Кошка решил, что брать Масленицу вернее будет за последним костром налево. Наверно, и возвращаться она будет так, как приехала: по дороге позади костров, а не по фронту, обращенному к Севастополю. И Кошка перекатился через край канавы и пополз к крайнему костру, который едва мигал вдали.

А бубенчики попрежнему то возникали, то пропадали. Кошка рад был, что Масленица задерживается у костров: по крайней мере, хватит ему времени доползти до цели и там залечь в подходящем месте.

Такое место нашлось. Кошка обнаружил, что дорога, проходя позади французских траншей, не кончается у последнего костра, а идет дальше, вниз и в объезд довольно крутой горушке. Здесь-то Кошка и устроился за развесистым дубом, который разросся по склону.