Она научилась не обращать внимания на испуганные или нездорово-любопытные взгляды на улице и в магазине, перестала расстраиваться, слыша глупости, сказанные свистящим шепотом за ее спиной. Глупые люди, они уверены, что с ними такого случиться не может...

Дома она читала своему мальчику книжки, включала музыку, рисовала картинки и придумывала все новые игры, которые могли бы пробудить в ребенке интерес к жизни. Она написала на карточке слово «мама» и, наклоняясь над кроваткой, показывала на себя пальцем и повторяла по многу раз: «Мама». На то, чтобы мальчик уяснил это слово, ушло полгода... Настя научилась радоваться своим победам. Однажды позвонила подруга и стала привычно жаловаться на жизнь: муж, похоже, изменяет, дети не учатся, на работе завал. Потом, спохватясь, спросила: «А у тебя-то как?» «Все отлично, все просто очень хорошо, ― искренне ответила Настя, ― вчера у Алеши разогнулся мизинец на правой руке...»

Мальчик рос, и все труднее стало спускаться и подниматься по лестнице в их квартиру на пятом этаже. Но Настя не разрешала себе и сыну сидеть дома даже один день, она тащила инвалидную коляску и больного ребенка, помогая ему переставлять ноги, с трудом преодолевая каждую из восьмидесяти семи ступенек. Они выходили на прогулки, отправлялись в гости, посещали детские спектакли. Ее мальчик, она в этом была абсолютно уверена, уже все понимал и по-своему реагировал на радостные и грустные события их жизни. Конечно, всегда не хватало денег, но Настя привыкла быть очень экономной, к тому же время от времени помогал бывший муж.

О работе врача она как‑то совсем забыла, хотя стала, пожалуй, уникальным специалистом узкого профиля ― по преодолению последствий церебрального паралича, по выживанию с ребенком-инвалидом. Ей было очень трудно, но ни разу, ни одного дня она не пожалела о том, что не отказалась от своего мальчика.

Однажды Настя прочла заметку о забытом богом и людьми интернате для детей-инвалидов. Располагался он далеко от города и в стороне от проезжих дорог. Так повелось еще в Советском Союзе ― убирать с глаз подальше все и всех, кто мешал радостному восприятию новой жизни. Инвалиды считались чем-то вроде брака, испорченного человеческого материала, любоваться на них всем остальным, «нормальным» людям, совсем необязательно. После развала Союза жизнь в интернате стала совсем тяжелой, в девяностые не хватало не только лекарств, но даже еды, из обслуги поувольнялись почти все... Настя прочитала о трудной жизни интерната и поняла, что может и должна там работать.