Если Уотергейт озадачивал русских, то меня удивляла тоска рядовых советских людей по Сталину, а тоска эта, как и непонимание Уотергейта, проистекают все из тех же политических взглядов. Я приехал в Россию, имея представление о Сталине не только как о вожде военных лет и жестоком тиране, чьи беспощадные программы принудительной индустриализации и коллективизации создали советскую мощь, но и как о диктаторе, чьи кровавые чистки с их массовыми истреблениями стоят в одном ряду с преследованиями евреев Гитлером, являясь тягчайшими массовыми преступлениями против человечества в XX веке. Для меня, так же, как и для многих других на Западе, Хрущев, несмотря на непредсказуемость его импульсивных решений, неистовства по поводу берлинских событий, ракетную авантюру на Кубе, был в некотором роде героем, так как осмелился развенчать Сталина, разоблачить его преступления и реабилитировать некоторых из его жертв. Я знал, конечно, что группировка Брежнева круто изменила хрущевскую линию по отношению к Сталину. Эти люди начали постепенно реабилитировать его. Они приказали воздвигнуть скульптурное надгробие над могилой Сталина, поощряли создание приукрашенных литературных и кинематографических его портретов, стремились стереть память о кровавых Сталинских чистках, используя безликий термин «Культ личности»; получалось, будто единственным грехом Сталина было его тщеславие, а не убийство миллионов людей. Но для меня оказалось неожиданностью, что рядовые люди скрыто почитают Сталина, а Хрущева повсюду считают «мужиком», взявшимся не за свое дело, не признавая за ним никаких заслуг, и только либеральная интеллигенция и реабилитированные жертвы сталинских чисток — люди, непосредственно выигравшие от хрущевской политики, — относятся к нему иначе.

Любимым вином Сталина было «Киндзмараули» — крепкое красное вино из его родной Грузии, которое теперь, так же впрочем, как при жизни Сталина, очень трудно достать. В наши дни достаточно лишь поставить это вино на стол во время домашней вечеринки, чтобы вызвать поток тостов за Сталина. Один швейцарский дипломат рассказывал мне, что, оказавшись случайно единственным иностранцем на вечеринке, где собралась группа работников среднего уровня из Министерства иностранных дел, он был чрезвычайно удивлен, услышав, как присутствующие, подняв бокалы с киндзмараули, неоднократно произносили теплые тосты в честь Сталина. Мои друзья, советские интеллигенты, проклинающие Сталина, тоже возмущались, когда на вечеринке по поводу какого-то большого праздника у своих родственников-рабочих услышали, как собравшиеся распевают старые военные песни, в том числе и песню с припевом: «Выпьем за родину, выпьем за Сталина», поднимая рюмки с водкой за мертвого диктатора.