Юрий, молодой рабочий-металлург лет двадцати с небольшим, сказал: «Вы хотите знать, что думают рабочие? Знаете пословицу: «Русским нужна широкая спина»? Это значит, что народу нужен сильный вождь, чтобы укрыться за его широкой спиной». Эта пословица имела больше смысла при Сталине, но она и теперь не потеряла своего значения. Вот что чувствуют рабочие. Они хотят сильного вождя, каким был Сталин, и не думают, что Брежнев принадлежит к руководителям такого типа».

Женщина-лингвист, лет пятидесяти с лишним: «Нынешние лидеры не умеют производить впечатление. Сталин знал, как это делается. Когда он был жив, за границей нас больше уважали и боялись».

Писатель шестидесяти с лишним лет, который провел 8 лет в сталинских исправительно-трудовых лагерях, попытался объяснить скрытые симпатии к Сталину среди рабочих и крестьян так: «Имя Сталина имеет огромное влияние на народ, на массы. Они считают, что он построил страну и выиграл войну. Сейчас они видят, что сельское хозяйство расстроено, промышленность расстроена, вся экономика расстроена, и конца этому не видно. Их беспокоит повышение цен.

Они считают, что если бы у власти был жесткий правитель, такой, как Сталин, мы не имели бы этих забот. Люди забывают, что и тогда было плохо, забывают о страшной цене, которую мы заплатили».

Людям из стран Запада трудно понять эту забывчивость, так как для них имя Сталина неразрывно связано с массовыми чистками, память о которых постоянно поддерживается и биографиями Сталина, выходящими на Западе, и солженицынским «Архипелагом ГУЛАГ». Но русские страдают исторической амнезией, проистекающей из бесконечного за годы советской власти переписывания истории. Я понимаю, что это звучит несколько фантастично, но я четко осознал это после рассказа Евгения Евтушенко. Он был очень взволнован, когда мы встретились однажды в снежный воскресный вечер у старой красивой церкви в поселке писателей «Переделкино». Всего несколькими днями ранее арестовали Солженицына, и у Евтушенко были неприятности из-за посланной Брежневу телеграммы, в которой он, хотя и в мягкой форме, выразил свой протест. Поэт был в синем тренировочном костюме, но выглядел слишком серьезно для человека, собирающегося размяться. Возможно, так он «прикрывал» встречу со мной у церкви. Своим напряженным резким голосом он с невероятной быстротой стал рассказывать, как приходится читать «ГУЛАГ» — тайно, в спешке, потому что тогда в Москве ходило всего несколько контрабандных экземпляров книги и на ее прочтение давали только сутки. Люди читали ночь напролет и передавали книгу другим. Евтушенко был взволнован тем, что объявленный вечер его стихов был отменен; это побудило поэта распространить документ, разъясняющий его позицию.