Сегодня те, которые тоскуют по добрым старым временам, если не говорить о чистках (а это как раз то, чего хочет большинство русских), больше всего горюют по сталинскому стилю руководства. Время притупило память о страшной злобности Сталина, о его параноидной подозрительности, о его тираническом самодурстве. Как вождь, который выковал современное государство, закалил народ во время войны и привел его к победе, а затем заставил остальной мир трепетать перед советской мощью, Сталин олицетворяет власть. Знаменательно, что когда советские официальные деятели или гиды говорят о времени, ставшем рубежом между царизмом и коммунизмом, они не говорят о советской конституции, как сделали бы американцы, или об установлении Четвертой или Пятой республики, как сделали бы французы. Они говорят об «установлении советской власти». Это не просто вопрос словоупотребления или неточного перевода. Это — ключ к пониманию политического мышления русских. Для них вся суть в том, что одна форма власти сменилась другой. В этой основной формуле русской истории такие слова, как «конституция» и «республика», не фигурируют. Многие русские используют слово «власть», когда вспоминают о Сталине, потому, что им импонирует лидер, обладающий сильной властью. Наибольшим достоинством Сталина, русские считают то, что он был крепким хозяином. Он сплотил народ благодаря своей крепкой хватке, и русским нравилось чувствовать себя в сильных руках. В представлении многих людей среднего возраста и пожилых о том, как следует управлять Россией, образ Сталина занимает настолько существенное место, что даже сейчас они вспоминают, в какую панику повергла их его смерть. «Мы буквально не знали, что станет со страной, как мы сможем выжить без Сталина», — сказал в разговоре со мной один интеллигент.

Такое отношение русских к власти характерно не только для руководителей, стоящих во главе государственного аппарата. На заводах, стройках, в колхозах и совхозах я слышал, как рабочие, инженеры-строители или колхозники с гордостью говорили о своем местном начальнике как о «сильном хозяине», потрясая рукой, сжатой в кулак, чтобы наглядно показать энергичную хватку начальства. Им нравится ощущение, что над ними есть крепкая власть. Мне вспоминаются сетования одного специалиста по поводу неизбежного, как он считал, спада в осуществлении советской программы освоения космоса после смерти ее руководителя Сергея Королева в 1966 г. «После этого, — сказал он, — мы не могли соперничать с американцами, начался беспорядок, неразбериха. Слишком много «начальников» и ни одного хозяина. Без крупного руководителя невозможно ничего добиться». После того, как на Парижской авиационной выставке в 1973 г. разбился советский сверхзвуковой транспортный самолет ТУ-144, один инженер высказал следующие соображения: «Если бы был хороший сильный руководитель, он позаботился бы о том, чтобы все было сделано как следует, и чтобы не было подобных ошибок». Меня особенно поразило, что такие надежды на сильного руководителя возлагал молодой технически грамотный интеллигент, чье образование должно было бы научить его правильно оценивать роль коллектива, управления и координации сложной современной технологии в успешном выполнении такого проекта. Но и ученые говорили мне, что институты или целые области научных исследований страдают из-за отсутствия одного главного руководителя. Поражение советской сборной по хоккею, нанесенное ей Чехословакией со счетом 7:2 во время всемирного хоккейного чемпионата в апреле 1974 г., один советский болельщик тоже объяснил тем, что у команды нет сильного руководителя, и обвинял в поражении слабовольного тренера. «Тарасов был диктатором, — сказал он, вспоминая прежнего тренера, — он был груб, но заставлял команду тренироваться и тренироваться. При нем они играли лучше. С русским человеком надо быть твердым, очень твердым».