Мое первое столкновение с навязчивой идеей необходимости жесткого контроля над массами было незабываемо. Это произошло после международного футбольного матча с командой Ирландии. Советские болельщики вели себя, по международным меркам, достаточно сдержанно. Они только шикали или свистели. Единственным неподдельным выражением чувств были раздававшиеся время от времени резкие издевательские свистки болельщиков, раздраженных скучным стилем и плохой игрой советской команды. Как правило, советские спортсмены играют в футбол или хоккей почти с механическим совершенством в позиционной игре, демонстрируя образцовый, как на картинке, стиль, без свалки на поле. Мне никогда бы и в голову не пришло, что этих спокойных русских болельщиков может после игры вдруг охватить неистовая ярость, как это бывает с болельщиками в латиноамериканских странах. Но советские власти не хотели рисковать. Когда я вместе со 100 тыс. болельщиков покинул стадион, я увидел вооруженных солдат, стоящих вдоль улиц сплошной зеленой стеной. Они образовали проход, по которому люди продвигались к станции метро или автобусной остановке. Вдоль другой улицы пехоту подкрепляла кавалерия, также стоявшая сомкнутым строем — ошеломляющая демонстрация силы. В тот день я избежал давки в метро, но в другой раз я увидел, что произошло невдалеке от платформы, где обрывались железные ряды солдат. Не удерживаемые больше никакими ограничениями, ровные ряды русских внезапно рассыпались в беспорядке, как только появился поезд. Они устроили невероятную свалку, штурмуя двери вагонов, подобно тому, как футболисты — профессионалы в стремительном броске пытаются во что бы то ни стало забить решающий гол в последнюю секунду матча. Когда я рассказал об этом русским друзьям, они посмеялись и стали припоминать, как в подобных ситуациях теряли туфли или пуговицы от пальто. Я избежал материального ущерба и отделался лишь минутным испугом, когда мне показалось, что не в силах справиться с подхватившим меня стремительным людским потоком я упаду между поездом и платформой. Этот случай позволил мне лучше понять, почему властям пришлось прибегнуть к столь строгим мерам для обеспечения порядка на улицах около стадиона.

Для русских само слово для обозначения этого понятия «порядок» имеет особый мистический смысл. Толковые словари объясняют его как «правильное, налаженное состояние»; «правила, по которым что-нибудь совершается»; «последовательный ход». Люди Запада скорее понимают под этим словом «правильную расстановку», «аккуратность», «опрятность», «организованность». Для русских это слово может просто означать, что все благополучно, все прекрасно. Но столь же часто слово порядок имеет и другой четкий смысловой оттенок — соблюдение законов, правил: когда все происходит так, как предписывают власти, начальство, т. е., как правило, политические руководители, хотя это может быть и директор завода, и заведующий магазином, и школьный учитель, и даже родители, а также упомянутые выше воинские части. Порядок — это не устрашающее, но суровое слово. Оно выражает понятие о ком-то стоящем над вами или о ком-то незримом, но все же следящем за вами, чтобы все шло, как положено. В общественной жизни советские люди не шутят с порядком. Тщательно выметенные улицы Москвы и безукоризненная чистота в метро — образцы порядка, которым позавидовал бы мэр любого американского города. На станциях метро — в этих красивых больших залах, украшенных классической скульптурой и мозаикой, — не увидишь мусора, следов бессмысленной порчи и разрушений, надписей на стенах и колоннах, — всего того, что обезображивает нью-йоркское метро. «Господи, какая дисциплина! — пораженно воскликнул во время своего визита в Москву Рассел Дэвис, молодой американский негр из Harlem Street Academy. — Улицы чистые. Люди расходятся по домам рано, к милиции относятся с невероятным почтением. Потрясающая дисциплина!»