Наиболее заслуженные и высокопоставленные лица получают специальные пропуска размером с книжку карманного формата. Валерий Панов, артист балета, показал мне свой пропуск, выданный ему после того, как он завоевал высокую государственную премию. Пропуск напоминал небольшой диплом, заполненный четким почерком какого-то «придворного» каллиграфа. Обыкновенный чиновник при виде такого документа мгновенно распознает ранг его владельца и из кожи вон лезет, стараясь ему угодить. Ни один современный советский писатель не превзошел Чехова в умении показать двуликость русских чиновников — их раболепную угодливость по отношению к вышестоящим и высокомерное презрение к массам. За два десятилетия до революции Чехов создал ряд маленьких рассказов, которые столь же современны, как если бы были написаны только вчера. В рассказе «Толстый и тонкий» два бывших однокашника случайно встречаются через много лет. Оба радуются встрече, но как только тонкий узнает, что толстый поднялся немного выше его по служебной лестнице, нормальные человеческие отношения между ними сразу же становятся невозможными. Тонкий начинает так подобострастно, с таким благоговением перед высоким чином относиться к своему толстому другу детства, что все время нервно хихикает. В наше время, как рассказывали мне русские, чаще всего бывает наоборот: занявший более высокое положение начинает относиться свысока к своим старым друзьям, и дружеские отношения между ними уже не могут продолжаться. В любом случае ощущение подчиненности или превосходства представляется почти неизбежным в общественной жизни. Если взаимоотношения американцев определяются их капиталом, то у русских — их положением. И они обращаются друг с другом соответственно. И эта особенность очень ярко изображена Чеховым в рассказе «Хамелеон»: полицейский надзиратель, не зная, что делать с заблудившейся собачонкой, держится то с угрожающей важностью, то с робким подобострастием — в зависимости от предположений, высказываемых собравшейся толпой по поводу личности и чина хозяина собачки. Надзиратель готов принять строгие меры, полагая хозяина маленьким человеком, и замять дело, услышав из толпы, что владелец собачки — генерал. По мере того, как меняются версии о возможном хозяине собачки, надзиратель сам меняется подобно хамелеону.

В жизни советского общества это — повседневное явление. Любой иностранец, живший в России, наблюдал резкую перемену в поведении советских людей — от раздраженно надменного до восторженно угодливого, как только выясняется, что они имеют дело с более или менее высокопоставленными лицами. Иностранцы имеют более привилегированный статус, чем большинство русских, и это дает им определенные преимущества. Советский журналист рассказал мне, что в гостиницах Интуриста русские должны давать подписку о том, что обязуются освободить номер в любое время дня и ночи, если он понадобится для иностранца. По дороге из Мурманска в Москву мы с Энн зашли как-то вечером в вагон-ресторан. Официант неопрятного вида грубо сказал нам, что обед заказать нельзя, так как ресторан закрыт. Он принял нас за русских. Мы знали, что до закрытия оставался еще час, и все-таки сели за стол, рассчитывая, что, может быть, нас обслужит кто-нибудь другой. Официант не обращал на нас ни малейшего внимания. Так же вела себя и толстая официантка с блестящими крашеными волосами рыжеватого цвета, который любят обычно женщины из простонародья, уложенными в прическу Брунгильды. Но когда сидевшие в ресторане посетители услышали, что мы говорим по-английски и предупредили Брунгильду, что мы — иностранцы, отношение к нам резко изменилось: обед мы получили. Когда редактор иностранного отдела «Таймс» Джим Гринфилд хотел посетить Москву, он никак не мог добиться, чтобы Интурист обеспечил ему номер в гостинице: какую бы дату Гринфилд ни называл, ему заявляли, что в гостиницах Москвы нет ни одного свободного места. Однако, когда мне удалось устроить так, что вмешалось министерство иностранных дел, номер не только отыскался, но Гринфилд и его жена получили просторный, отделанный мрамором, номер-люкс в гостинице «Националь», предназначенный для очень важных лиц.