Каморра так и не привела в исполнение приговор Винченцо и Чиро Терранова, но страх перед неминуемым убийством определенно подорвал криминальный бизнес сицилийских братьев. После того как глава первой семьи был убит, а его преемники разбежались, она была не в состоянии держать обычную твердую хватку на своих рэкетах, и Воллеро и Марано, не теряя времени, захватили дела Морелло. Содержатели игорных притонов, которые платили дань Димарко и Веррадзано, оказались вынуждены совершать еженедельные поездки в Бруклин с бухгалтерскими книгами под мышкой.

Доминирование Каморры на ниве нью-йоркских рэкетов длилось всего несколько месяцев, примерно с ноября 1916-го до весны следующего года. Оптовых торговцев овощами проинформировали, что впредь они будут платить резидентам Нэйви-стрит по 50 долларов за каждый вагон артишоков, прибывавший в город. Аналогичные меры были приняты для того, чтобы вырвать у Мафии торговлю углем и льдом. Однако оптовые торговцы проявили неожиданную стойкость, и, к ярости Воллеро, результаты получились неоднозначными: в одних случаях требования Каморры были настолько высоки, что жертвы не могли позволить себе заплатить, в других – люди, которые годами имели дело с Морелло, сопротивлялись, лелея подозрения о том, что сицилийцы вскоре нанесут ответный удар.

Каморристы возлагали большие надежды на торговлю итальянскими артишоками, и их планы были амбициозны. Первоначальная идея Марано заключалась в том, чтобы его люди открыли собственный магазин на Уоллабаут-Маркет и использовали его как базу для того, чтобы выдавить из бизнеса всех конкурирующих торговцев. Вскоре он охладел к этой идее благодаря некоему Гаэтано Мильяччо, ветерану оптовой торговли овощами, отличавшемуся прямолинейностью. Тот категорически отказался продавать продукцию исключительно Каморре и преподал неаполитанцам урок о реалиях своего бизнеса. «Ты в своем уме? – требовательно вопросил Мильяччо. – Для начала вам понадобится капитал в десять или одиннадцать тысяч долларов, а потом люди пойдут в полицию, и вас всех арестуют. Лучше предоставьте это мне. Если вы хотите продавать артишоки, я дам вам такую возможность. Я знаю, что делаю». В конце концов торговец подсчитал, что сможет поставить в магазин банды в Уоллабаут-Маркет максимум сорок ящиков артишоков – предложение, которое Воллеро принял со смирением.

Немногого добились Марано и его люди и от других оптовиков района. Бруклинские торговцы артишоками храбро объединились и просто отказались платить налог Воллеро в размере 50 долларов за вагон. Каморристы ответили встречным предложением в 15 долларов, и в итоге стороны сошлись на 25 долларах[93]. Еще меньше Марано повезло с заправилами лотерейного бизнеса, которые и сами оказались «довольно крутыми персонажами». Первым требованием гангстера с Кони-Айленда была плата 1000 долларов в неделю. Содержатели игорных притонов наотрез отказались пойти на подобные условия, прямо заявив, что они скорее прикроют свои заведения, чем будут отдавать такие огромные суммы. В конце концов Марано пришлось удовольствоваться устным соглашением о том, что его банда получит 60 процентов прибыли – то есть сумму, которая, по всей вероятности, была намного меньше 1000 долларов, запрошенных изначально. На практике даже она оказалась непосильной. Через несколько недель, после дальнейших переговоров, банда с Кони-Айленда согласилась на ничтожные 150 долларов в неделю. Только за одну-единственную игру в Гарлеме Каморре удалось заграбастать 80 процентов выигрышей, и к началу 1917 года, когда Воллеро обнаружил, что у него не хватает наличности, он с радостью передал контроль над гарлемской лотереей обратно дельцам, управлявшим ею, в обмен на двести долларов. Что касается манхэттенских торговцев углем и льдом, многие из которых базировались в итальянском Гарлеме, принудить их оказалось еще труднее, и Каморра практически не продвинулась в переговорах. В конце концов, несмотря на все неистовства и угрозы, банды с Нэйви-стрит и Кони-Айленда постигло горькое разочарование теми доходами, которые они выжимали из рэкетов Морелло. Они-то ожидали гигантских прибылей.