В конце концов, однако, не Воллеро, а Марано решил, что настало подходящее время для того, чтобы избавиться от Морелло. Мотивы босса Кони-Айленда были достаточно ясны – он хотел захватить контроль над рэкетами Мафии, в особенности над тремя самыми ценными из них: торговлей артишоками, лотереей и азартными играми. Особенно его возмущало доминирование Морелло в лотерее. Один из людей Марано вспоминал, как тот бушевал: «Если это отродье и в самом деле хочет сохранить эти игры на окраине города, то им придется иметь дело со мной. Я покажу им, кто такой дон Пеллегрино Марано. Я поубиваю их всех!»

Сапожник Тони был согласен с ним. «Все сицилийцы – это отродье, – добавил он, – потому что если бы мы могли собраться вместе и прийти к согласию, мы все носили бы кольца с бриллиантами и получили бы все деньги после того, как работа будет сделана».

Прежде всего, Марано нужно было убедить банду с Нэйви-стрит поддержать его план. Дело это было отнюдь не легким. Несмотря на происки Воллеро, большинство людей из банды Нэйви-стрит, базировавшейся за Ист-Ривер в Бруклине, были долгое время столь же дружны с Морелло, сколь и с бандой Кони-Айленда. Морелло даже спасли жизнь одному из ближайших друзей Воллеро – Андреа Риччи – в некоем незадокументированном происшествии, случившемся незадолго до того, и Марано потребовалось некоторое время, чтобы убедить своих неаполитанских товарищей принять его план. Однако даже после этого оставались несогласные. Главный лейтенант Воллеро, Леопольдо Лауритано, открыто заявил остальным членам банды, что он считает сицилийцев более надежными, чем людей с Кони-Айленда. И все-таки в конце концов победила жадность. Правая рука Марано так разъяснял несговорчивому Риччи положение вещей: «Ты должен дать согласие на убийство Морелло, тебе ведь известно, что в Гарлеме можно заработать много денег. Мы с тобой были там. Если мы откроем салун, ты знаешь, что мы можем заработать на льду и угле».

«Андреа, ты должен согласиться, – добавил Воллеро. – Видишь ли, есть доходы от артишоков, от лотерей и от карточных игр, а также от льда и угля. Мы убили Димарко, чтобы принести им удовлетворение. Теперь мы можем убить Морелло, чтобы получить эти доходы».

В 1916 году Каморра в Бруклине была отнюдь не так страшна, как семья Морелло. Она была не так хорошо организована – и банда с Нэйви-стрит, и банда с Кони-Айленда существовали не более года или двух – и располагала не такими большими ресурсами. К примеру, между бандами почти не наблюдалось того сотрудничества, которое позволяло сицилийцам занимать столь завидное положение. И Воллеро, и Марано тщательно охраняли друг от друга свой кусок пирога: босс с Нэйви-стрит отказывался делиться деньгами, которые он делал на продаже кокаина «театральным деятелям и официантам», а Марано присвоил прибыль от гарлемской лотереи. Неаполитанцы были согласны с тем, что было бы крайне опасно позволить втянуть себя в длительную войну. Их единственной надеждой оставалось смести все руководство Морелло одним ударом. Устраним братьев Терранова и их помощников, думали Марано и Воллеро, – и их делишки в Гарлеме попа́дают как созревшие фрукты.