Сегодня Эджертон часто причисляют к феминисткам, и считается, что ее произведения сыграли важную роль в формировании «новой женщины» как литературного персонажа. Сама же она не относила себя к «новым женщинам» и вообще держалась от феминизма в стороне. По ее мнению, женское движение породило «какое-то атрофированное животное, с вырожденческими наклонностями к гибридности»: так она выразилась в своем почти антифеминистическом романе «Божье колесо» (1898)[1115]. По замечанию Маргарет Стетц, Эджертон во всех своих книгах ратовала «не за гражданские, а за сексуальные права для женщин», поскольку ее пол подвергался и психическому, и физическому «гнету сексуального ханжества, находясь под общественным давлением»[1116]. Поэтому в некотором смысле ее позицию можно назвать феминистской, поскольку Эджертон хотела для женщин бóльших прав (в данном случае сексуальных) и критиковала лицемерную мужскую мораль двойных стандартов. В конце ХХ века исследовательницы-феминистки осуждали Эджертон за желание запереть женщин в рамках некой идеализированной и биологически обусловленной «естественной» роли[1117]. Любопытно отметить, что эта «естественная» женственность, какой ее преподносит Эджертон, весьма далека от того образа нежной, материнской женственности, который так высоко ценили на излете XIX века. В нее вошли и такие черты, как буйная сила, и другие нерациональные и антикультурные компоненты, как мощная интуиция и инстинкты. Разумеется, они же часто фигурировали и в женоненавистнических рассуждениях о том, почему мужчины должны держать женщин в узде. Однако, изображая именно эти черты благородными, Эджертон, должно быть, выглядела бунтовщицей на фоне Британии рубежа столетий (независимо от того, насколько сомнительным все это может казаться с выигрышной позиции нашей собственной эпохи).

«Лейтмотивы» получили такую известность, что на них даже появилась пародия в британском сатирическом еженедельнике Punch, где писательницу переименовали в «Борджиа Смаджитон», а название сборника — в She-Notes[1118]. Автор пародии исходил из того, что читатель хорошо знаком с содержанием «Поперечной линии», а это уже свидетельствовало о популярности книги[1119]. Рассказ Эджертон переиначен при помощи саркастических гипербол, однако все эти упражнения в остроумии, пожалуй, лишены особого смысла, поскольку Эджертон и сама писала в довольно ироничном ключе. В панчевском пародийном варианте героиня восклицает: «О! если бы я была дьяволицей!», а любовник спрашивает ее: «Что это за бесовщина на тебя нашла, ведьмочка?» А та парирует: «Да, мы, женщины, — все ведьмы»[1120]. Ведьмовская метафора выплеснулась за рамки литературы и пародий на нее в реальную жизнь: друг Эджертон, писатель Ричард Ле Галльенн, обращался к ней в письмах так: «Дорогая Ведьма»[1121].