Несколько других авторов примерно в ту же эпоху использовали образ ведьмы как символ самоуверенной и передовой женщины. Американская феминистка Шарлотта Перкинс Гилман (1860–1935) в своем рассказе «Когда я была ведьмой» (1910) писала о колдовстве как о средстве добиться могущества, необходимого для того, чтобы исправить множество бед и несправедливостей, совершенных людьми в нашем мире. Ее героиня заключила сговор с Сатаной, и новообретенная власть позволяет ей карать злодеев — например, тех, кто мучает животных. Но ее самое заветное желание — «чтобы женщины, все женщины, смогли наконец осуществить свое Женское Предназначение, обретя власть, гордость и свое место в жизни». Однако здесь дьявол оказывается бессилен помочь ей. Его магия — черная (и потому она оказывается полезна, когда нужно проучить негодяев), а это желание — светлое[1122]. И хотя здесь Сатана оказывается бесполезен для феминисток, в этом рассказе, как и у Эджертон, заново подтверждается понятие о связи между ведьмами и стремлением к женскому освобождению.

«Покровительница великой борьбы за свободу»: Оливер Мэдокс Хюффер и его ведьмы-бунтовщицы

«Покровительница великой борьбы за свободу»: Оливер Мэдокс Хюффер и его ведьмы-бунтовщицы

Как уже говорилось при обсуждении Гейдж и Лиланда, по стопам Мишле пошли и другие авторы, которых привлекла его романтизация ведьмы. Еще один тому пример — журналист и писатель Оливер Мэдокс Хюффер (1877–1931). В своей «Книге ведьм» (1908) он вкратце рассказал о ряде знаменитых судов над ведьмами и изобразил ведьмовство как нечто вроде средства от разочарования в мире. Хюффер пояснял, что хочет показать, насколько ведьма «нужна и должна быть нужна для счастья человечества», поскольку «в нашей эпохе отлаженных механизмов осталось очень мало живописных наростов прошлого, и нам нельзя обойтись без этого — одного из самых романтичных и освященных временем»[1123]. В отличие от Мишле, Хюффер неприязненно смотрит на науку: «Мир был бы скучен, жалок, нетерпим, если бы мы верили лишь в то, в чем нас желает уверить наша бесчувственная мачеха Наука»[1124]. В других же вопросах влияние Мишле вполне ощутимо — например, когда Хюффер обращает внимание на то, какой мощью наделяет женщину ведьмовство: «Без своих колдовских способностей она была бы просто бедной, голодной, сморщенной старухой, ничтожной и незаметной, безобразной, презренной и несчастной. А благодаря им она сделалась Силой»[1125]. А еще, утверждал Хюффер, ведьме придавала сил мысль о том, что она — избранница Сатаны: «Какое огромное утешение в мысли о том, что он, Князь Сил Тьмы, почти не уступающий Самому Всевышнему, и лишь Ему одному, выделил среди прочих женщин ее одну — как ту, чья помощь нужна ему во всей сельской округе»[1126]. Кроме того, «любовь к известности возникла не сегодня — и устные слухи о том, что кто-то обладает инфернальным могуществом, были во многом сродни нынешним газетным сенсациям»[1127]. Книга Хюффера написана довольно легкомысленным слогом, но это никак не заслоняет главного: в ней всячески подчеркивается, что колдовство наделяет женщину особой силой.