Ропс обращался ко многим освященным временем мотивам женской порочности. Возьмем, к примеру, его фронтиспис к книге эзотерического и неоднозначно антидекадентского автора Жозефена Пеладана (1858–1918) «С потерянным сердцем» (1888). На этой гравюре Ева — с яблоком в руке, обвитая змеем — кричит от ужаса (или, быть может, от исступления). Поперек кроны дерева, что позади нее, протянута лента с латинской надписью: Eritis similes Deo («Уподобитесь Богу»). Судя по письмам художника к Пеладану, Ропс не очень представлял себе содержание его книги, когда работал над этой иллюстрацией, так что, надо полагать, она отразила его собственные идеи. Похожие картинки он рисовал и в начале 1880‐х годов, да и спустя семнадцать лет после публикации книги Пеладана он работал над всё новыми вариациями этой же композиции. Однако первый вариант, который он прислал Пеладану, был отклонен самим автором, потому что на рисунке голова змея была устремлена прямо к гениталиям Евы, и это, вероятно, конфликтовало с тогдашними законами о цензуре[1363]. Здесь Ропс подхватил старое представление о том, что Ева спуталась с Сатаной именно в плотском смысле. Рискованные изображения вроде этого (чуть менее дерзкие в опубликованном варианте) помогали поддерживать жизнь в подобных идеях. Для этой иллюстрации еще можно было бы выдвинуть наиболее правдоподобное истолкование: Ева кричит от ужаса, осознав, чтó она натворила, — однако Ропс создал и гораздо более двусмысленное изображение первородного греха. Это гравюра, известная под двумя названиями: «Яблоко» и «Искушение». Она тоже существует в нескольких вариантах (самый известный из которых выполнен в 1896 году). Здесь Сатана наделен туловищем миловидного юноши, а нижняя часть его тела — змеиная. Держа яблоко, он что-то нашептывает на ухо Еве, а та слушает его с улыбкой. Их общение выглядит слегка эротическим и довольно веселым, хотя набожный зритель мог бы усмотреть здесь коварство Сатаны, обманом подталкивающего Еву к поступку, в котором она будет раскаиваться до конца своих дней. И все же на лице Евы мы замечаем, пожалуй, чересчур блаженное выражение, так что столь прямолинейно-правильное толкование все же представляется сомнительным.

Еще одна сцена коварного обольщения, «Искушение святого Антония» (1878), изображает святого — изможденного отшельника в рубище, со скорбным лицом, мучимого видением пышнотелой женщины, которая заняла место Христа на кресте. Привычная надпись на дощечке, прибитая на верхней перекладине креста, — I. N. R. I. [Иисус Назорей, царь Иудейский] — заменена на другую: EROS. Из-за женщины выглядывает сам Сатана, он одет в нечто похожее одновременно и на кардинальскую алую мантию, и на шутовской наряд. Сзади, снизу, на женщину уставилась свинья — возможно, это аллюзия на тех свиней, в которых Цирцея превращала спутников Одиссея. В воздухе реют и разбрасывают цветы два амурчика с руками скелетов и черепами вместо головок. Все эти образы явно иллюстрируют христианские идеи, демонизирующие плоть и чувственность, и мизогинные представления о женщине как об их воплощении.