Мы уже упоминали, что за два года до «Бездны», в книге очерков «Некоторые», Гюисманс восторженно высказывался о способности Ропса запечатлевать образы вечной демонической женственности. Писатель лично познакомился с художником еще в 1876 году[1370]. Анализируя в своих очерках творчество разных художников, он отталкивался от отдельных изображений и затем выстраивал обширную генеалогию опасных и порочных женщин, начиная с Евы. Тема вечной порочной женственности была к тому времени уже хорошо обкатана, и Гюисманс внес изрядный вклад в эту традицию. Хотя женщины и не одержимы дьяволом в буквальном смысле слова, все равно женская половина человечества, заключает Гюисманс, рассуждая об искусстве Ропса, — «огромный сосуд беззакония и преступления, оссуарий несчастий и бесчестий, настоящая проводница всех пороков, впускающая в наши души их посланцев»[1371].

Среди тех, кто писал о Ропсе подробные очерки, был и Жозефен Пеладан. Впервые его работу опубликовали в 1885 году в Jeune Belgique, а затем ее перепечатали в специальном выпуске символистского журнала La Plume, посвященном Ропсу. Там Пеладан, который во многом был антидекадентом, заявлял, что чем сильнее влияние женщины на культуру, тем сильнее ощущается плачевный упадок этой самой культуры. Он хвалил Ропса за то, что он осознал этот факт, а еще за понимание того, что «одержимые — это атеисты и позитивисты, а его [Сатаны] пособник в области нравственности — женщина; и он сформулировал этот превосходный синтез… Мужчина, одержимый Женщиной, и Женщина, одержимая Дьяволом»[1372].

«Ad majorem diaboli gloriam»: что же хотел сказать сам Ропс?

«Ad majorem diaboli gloriam»: что же хотел сказать сам Ропс?

Итак, с моралистической оценкой Ропса авторами вроде Гюисманса и Пеладана мы познакомились. Но действительно ли сам художник был рьяным борцом против влияния Сатаны и его сообщницы — распутной женщины? Весьма сомнительно. Во-первых, Ропс точно не относился к числу конформистов. В 24 года он женился «на деньгах», но довольно скоро расстался с женой (поскольку они были католиками, развод был невозможен). Еще до этого он перебрался в Париж и там вступил в любовные отношения сразу с двумя сестрами, и обе потом родили ему детей. Параллельно он крутил романы со своими натурщицами[1373]. Словом, Ропса никак нельзя было назвать образцом буржуазной благопристойности. Еще он восставал против всех официальных академий художеств и прочих организаций, курировавших искусство: в письме другу он заявлял, что ему хотелось «свезти все эти учреждения на городскую скотобойню»[1374]. А в письме, которое Ропс уже на закате жизни написал молодой бельгийской художнице Луиз Дансе (1865–1948), он называл себя «язычником», бунтующим против удушливой морали своего времени: