Возможно еще, что именно из‐за истеричности мадам Шантелув некоторым женщинам из богемной среды нравилось чувствовать себя похожими на нее. Марта Ноэль Эванс рассказывала, что авангардные художники без стеснения и с воодушевлением обсуждали предполагаемую связь между истерией и сексуальностью, и высказывала предположение, что «эта связь была для художников одной из стратегий бунта против буржуазного мышления, в котором они видели угрозу для воображения и творчества»[1436]. Так, привычку Жорж Санд одеваться по-мужски называли «истерической», а Флобер в письмах к ней хвастался тем, что у него имеется сильная наклонность к истерическим припадкам. Итак, в глазах некоторых художников и писателей истерия была тесно связана с художественным талантом и воспринималась как «знак доблести в бунтарской борьбе против буржуазных ценностей»[1437]. Стремясь опровергнуть ошибочное мнение, будто истерия — женская болезнь, врачи вроде Шарко и Рише обращали внимание на то, что она иногда наблюдается даже у простых работяг, которых никто не назвал бы по-женски изнеженными. Но художники все равно настаивали на своем: им нравилось видеть в истерии разновидность гипертрофированной утонченности, или, как выразилась Мэри Глак, «особый, указывающий на привилегированность, феномен, утверждавший право на страстное самовыражение в современной культуре»[1438]. Вот одно из объяснений, почему в этих кругах кое-кто восхищался мадам Шантелув.

Была еще одна возможная причина, в силу которой мадам Шантелув могла выглядеть привлекательно в глазах некоторых женщин. Она выступает в романе представительницей сатанизма — этого запасного пути, по которому можно было сбежать от конформизма. И она сама, и сатанизм олицетворяли свободу от общественных моральных норм. Конечно, можно еще предположить, что, заявляя о духовном родстве с нею, некоторые женщины просто надеялись усилить собственные чары, добавив к ним легкий аромат серы, — в расчете на своих знакомых мужчин-декадентов. Во всяком случае, здесь уместно вспомнить, что Оскар Уайльд упоминал о том, что среди англичанок возникла мода на определенный тип внешности, навеянный образами роковых женщин с полотен прерафаэлитов. Это намекает на то, что реальные женщины настолько очаровывались образами преступно-отважных женщин — героинь литературы и живописи, — что принимались подражать их внешности или образу жизни, и это явление обрело интернациональный характер[1439] [1440]. Понятно, что такого рода явления очень трудно сколько-нибудь точно отобразить, однако подмеченное и рассказанное Лорреном и Уайльдом интригует. То, о чем они сообщали, как нам кажется, отражало намеренное стирание границ между правдой и вымыслом, между жизнью и искусством, как раз характерное для декадентского жанра. Например, Гюисманс и Джордж Мур написали «документальные» романы («Бездна» и «Исповедь молодого человека»), в которых главные герои — просто слегка завуалированные двойники самих авторов, занятые изучением декадентского искусства и образа жизни. Журнал Le Décadent публиковал статьи, подписанные именами вымышленных персонажей, — например, гюисмансовского дез Эссента[1441]. Декаденты украшали свои дома в соответствии с эстетическими требованиями направления, одевались зачастую так же вычурно и чрезмерно утонченно, как и герои их романов, и так далее. Проще говоря, мужчины-декаденты строили свою жизнь сообразно собственным литературным выдумкам. И, надо полагать, женщины, вращавшиеся в декадентских кругах, поступали точно так же, а другие, не входившие непосредственно в это общество, вдохновлялись их культурным примером. Разыгрывая в жизни роковых женщин, они тем самым (в определенной мере) отрицали утвердившиеся в обществе моральные нормы, диктовавшие, как можно и как нельзя вести себя порядочной даме. Было бы преувеличением утверждать, что эта игра обязательно подразумевала принятие феминистских идей, но разумно будет предположить, что само желание вжиться в такую роль отчасти свидетельствовало о бунтарском самоощущении (пусть даже оно выражалось в реализации фантазий, созданных декадентами-мужчинами), о свободе воли и непокорстве. О таких играх с примеркой чужих личин мы подробнее поговорим в главе 8.