Двигаясь от внешних рубежей «имморальной» литературы к ее противоположности, можно попутно вспомнить замечание Дженнифер Биркетт: «В „Бездне“ декадентские мотивы помещаются в подобающий им контекст и оказываются у теплого буржуазного камина». В подкрепление своей мысли она приводит пример, где «щекотливые подробности рассказа о гаданиях» вдруг прерываются «вопросом, не хочет ли кто-нибудь еще морковки». По мнению Биркетт, позднейшие стадии «гюисмансовского» увлечения декадансом все заметнее превращаются в попытки приукрасить, в сущности, мелкобуржуазные и вполне традиционные ценности[1414]. Нам представляется, что картина все же была сложнее. Хотя в конце концов Дюрталь (Гюисманс) решительно отворачивается от роковой женщины и ее сатанистского сообщества, ранее он столь откровенно любовался преступлениями Жиля де Ре, что безусловно перешагнул черту, отделявшую его от порочности, а еще он хлестко критиковал современность и капитализм. В последнем с ним на удивление солидарен каноник, служивший черную мессу, хотя в целом этот персонаж изображен без симпатии. Можно с уверенностью сказать, что «Бездна» не является сатанистским произведением, нацеленным на ниспровержение официальных ценностей, но нет в нем и однозначного прославления мелкой буржуазии. Скорее, этот роман представляет собой раздраженный поиск чего-то, что находилось бы далеко от обоих полюсов — бездумного самодовольного конформизма и вычурно-омерзительной порочности.
Правда или вымысел? Реальные прототипы мадам Шантелув
Правда или вымысел? Реальные прототипы мадам Шантелув
Как уже упоминалось, Гюисманс почти единолично сделал сатанизм — и вопрос о том, существовал ли он в действительности в Европе на излете XIX века, — главным предметом споров как во Франции, так и за рубежом. Английский эзотерик Артур Эдвард Уэйт (1857–1942) в своей книге «Дьяволопоклонство во Франции» (1896) отмечал, что роман Гюисманса «ввел в оборот Вопрос о Люцифере, извлек его из тьмы на свет, создал на него моду»[1415]. Споры о его правдивости перекинулись и на вопрос о том, были ли персонажи романа списаны с реальных лиц. Прототипом для каноника-сатаниста Докра, по позднейшему утверждению Гюисманса, послужил аббат Людовик ван Гекке (1828–1912) из Брюгге (Бельгия). Сомнительно, чтобы этот старый священник — кстати, многими любимый в его приходе — в самом деле был сатанистом: скорее всего, Гюисманс просто поверил каким-то небылицам о нем[1416]. Одним из источников этих россказней наверняка была женщина, сама послужившая главным прототипом для мадам Шантелув, — некая Берта Курьер (1852–1916), или Берта де Курьер, как она сама себя называла, претендуя на знатное происхождение. Гюисманс познакомился с ней в 1889 году. Раньше она была подругой скульптора Огюста Клезингера (1814–1883), а к тому времени связала свою жизнь с подававшим надежды молодым писателем Реми де Гурмоном, сочинявшим тексты вроде провокационной «Лилит», ранее упомянутой в этой главе. В своей книге «Портреты будущего века» (1894) де Гурмон описывал ее так: