Каббалистка и оккультистка, знакомая с историей религий и философскими учениями Азии, любительница символов, очарованная покрывалом Изиды, посвященная — опасным личным опытом — в самые страшные тайны Черной магии[1417].

Упоминание покрывала Изиды здесь, возможно, служит отсылкой к «Разоблаченной Изиде» (1877) Блаватской, а учитывая интерес Курьер к эзотерике, можно предположить, что и сама она была теософкой[1418]. Если это так, то, конечно, из люциферианства Блаватской она могла набраться таких идей, которые и сделали из нее подходящую модель для сатанистки из «Бездны». Курьер была человеком психически неуравновешенным и дважды попадала в лечебницы для душевнобольных. Возможно, это подкрепило представления Гюисманса о сатанизме как о явлении патологическом[1419].

Увлечение Курьер оккультизмом отражалось на облике ее жилища. Бельгийский художник-символист Анри де Гро (1866–1930) оставил живое описание ее домашнего интерьера, оформленного в причудливом вкусе:

Дом мадам де Курьер — самое странное, какое только можно вообразить, смешение мира полуязыческого с якобы полукатолическим. Куда ни глянь, повсюду какие-нибудь культовые атрибуты, приспособленные под самые неожиданные нужды: ризы, напрестольные пелены, дароносицы, платы, далматики, канделябры с разноцветными восковыми свечами, таинственно мерцающими в сумрачных углах, величественный аналой с фигурой орла, на распростертых крылах которого помещены работы не то Фелисьена Ропса, не то маркиза де Сада. И в этой удушливой атмосфере испарения бензойной смолы, амбры и розового масла мешаются с воскурениями фимиама[1420].

Роберт Болдик отмечает, что в выборе домашнего декора ею руководили «святотатственные порывы»[1421]. Брайан Р. Бэнкс пишет, что де Курьер совершала в своей «странной, храмоподобной квартире» «полурелигиозные, полусатанические обряды»[1422]. Содержание этих обрядов остается неясным, а Бэнкс на протяжении всей своей книги весьма неточно употребляет слова «сатанизм» и «сатанический». Однако можно отметить, что Курьер была большой поклонницей Жорж Санд, и здесь это может быть важно, так как Санд в «Консуэло» выказывала симпатию к Сатане[1423]. Судя по упоминанию де Гро, у Курьер дома имелись работы Ропса, что теоретически могло бы указывать на увлечение сатанизмом, но это все же — лишь косвенное свидетельство. Как уже говорилось, многие современники считали Ропса моралистом-католиком, который будто бы создавал кошмарные видения, желая предупредить о кознях Сатаны. Несмотря на это, самозваная оккультистка и роковая женщина, какой была Курьер, очевидно, находила его рисунки вдохновляющими. Впрочем, вполне возможно, что и она разделяла вышеприведенное мнение о творчестве Ропса, а ее оккультные интересы не имели ни малейшего отношения к сатанизму. Стоит упомянуть утверждение Рашильд (возможно, намекавшее на то, что дело обстояло иначе), будто Курьер носила с собой в сумке для покупок освященные облатки и скармливала их бродячим собакам[1424]. Если это правда, то, пожалуй, подтверждается гипотеза о том, что она была почти такой же оголтелой богохульницей, как и литературная героиня Гюисманса, вобравшая в себя ее черты. Еще про Курьер рассказывали, будто ей нравится соблазнять священников[1425]. Когда Гюисманс приходил в гости к де Гурмону и его подруге, она любила предаваться воспоминаниям о своем «опасном личном опыте», связанном с миром оккультного. Позднее, описывая в своем романе черную мессу, он мог использовать и эти ее воспоминания, хотя сомнительно все же, что и она действительно присутствовала когда-либо при совершении подобных ритуалов[1426]. Однажды, в очередной раз придя к де Гурмону и Курьер, Гюисманс принял участие в спиритическом сеансе, частью которого был захватывающий танец на столе[1427].