Светлый фон

Суета сует чужой улицы... Но я тогда уже освоил чужой остров, именуемый Венской публичной библиотекой. "Поэзия растворяет чужое бытие в своем собственном" ─ сказал Новалис. Венская публичная библиотека. Какой-то солидный научный работник вышел из читального зала в вестибюль, вынул аккуратно завернутую очищенную заранее морковку и, сев в кресло, начал есть с заячьим аппетитом. Другой солидный человек, лысый, в шляпе, с толстой пачкой книг в руках, приехал в библиотеку на роликовых коньках. Войдя в вестибюль, он сдал книги в абонемент, роликовые коньки с ботинками ─ в гардероб, и, надев принесенные с собой туфли, вошел в читальный зал. Очевидно, так он приезжал постоянно. Я видел его несколько раз. В один из приездов он сделал в вестибюле пируэт, сбил даму, та упала, откинув далеко в сторону руку с сумочкой. Извиняясь, господин даже заплакал. Эти малые чудачества не казались мне чужими. Среди книг я чувствовал родство душ, я чувствовал общемировую душу, ту самую, которая переселилась из языческой природы в души людей. Под влиянием всех этих мыслей и ощущений я писал ЦРУ-шникам свои соображения о национальной и мировой литературе.

"Национальная культура ─ это почва, но она вполне познаваема. Это ─ необходимый, но не органический элемент культуры. Колосья культуры ─ это сложное духовное сочетание не только неподвижной почвы, но и подвижного всемирного воздуха, всемирной влаги, всемирного неба и всемирного солнца. Без всемирного в национальной культуре царит засуха. Даже фольклор всемирен и является отражением сознания неграмотных низов всемирной культуры. Чем ниже культура народа, тем ближе она к национальной почве, тем сильнее вместо живого органичного хлеба в ней преобладает несъедобный элемент глины и песка.

Кстати, всемирную культуру не следует путать с модным ныне термином "мультикультура". В мультикультуре нет ни всемирной почвы, ни всемирного неба. Это ─ внешне красивые, но безвкусные продукты культуры, которые выращивают искусственной генной манипуляцией разных рас в своих теплицах либеральных мыслителей без почвы и воздуха на химических растворах своих утопических "миролюбивых" построений."

Я писал свой трактат, адресованный ЦРУ, частично в библиотеке и частично в пансионе на Кохгассе, частично днем, под аккомпанемент рояля. Надо мной, этажом выше, кто-то часто играл на рояле. Видно, это были богатые или влиятельные эмигранты, которых поселили в апартамент с роялем. А частично ночью, в тишине, когда утро возвещалось не столько солнцем и пением птиц, поскольку была темная ветреная венская осень без птиц, сколько шумом воды в унитазах с разных сторон и на разных этажах, с окончанием которого за окном начинало светлеть и появлялась знакомая уже вывеска магазина "Масарика" на противоположной стороне Кохгассе.